В помощь школьнику / Праздники / Ярославна: Герои мифов и легенд - Мифологическая энциклопедия. Почему Ярославна плачет в Путивле? Ярославна в путивле на забрале приговаривая

Ярославна: Герои мифов и легенд - Мифологическая энциклопедия. Почему Ярославна плачет в Путивле? Ярославна в путивле на забрале приговаривая

31.12.2023

Реконструкция и перевод Д. Лихачёва

Старославянский текст

На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
«Полечю, - рече, - зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцѣмъ его тѣлѣ».

Опера «Князь Игорь». Плач Ярославны (слушать)

Ярославна рано плачетъ
въ Путивле {на забрале}, аркучи:
«О вѣтрѣ, вѣтрило!
Чему, господине, насильно вѣеши?
Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы
{на своею нетрудною крилцю}
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горѣ подъ облакы вѣяти,
лелѣючи корабли на синѣ морѣ?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развѣя?»

Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на заборолѣ, аркучи:
«О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозѣ землю Половецкую.
Ты лелѣял еси на себѣ Святославли носады
до плъку Кобякова.
Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано».

Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забралѣ, аркучи:
«Свѣтлое и тресвѣтлое сълнце!
Всѣмъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладе вои?
Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?»

Перевод

Плач Ярославны - слушать аудио

Ярославна рано плачет
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе бы под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»

Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слез
на море рано!»

Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?»

Вопросы на засыпку

Этот вопрос не дает мне покоя с тех самых пор, как я задумался о подлинности древней поэмы «Слово о полку Игореве». Исследователи уверяют нас, что поэма была широко распространена на Руси, что ее образы использованы другими авторами в своих трудах. Давайте согласимся с таким мнением.

Но тут же возникает вполне нетривиальный вопрос: почему ни одного экземпляра поэмы не сохранилось? Я уточняю. Ни одного экземпляра древнего списка хотя бы ХVI или XVII века, не говоря о более древних веках, как ни странно, не сохранилось. Если поэма была столь популярной, что ее цитировали, то не могли же исчезнуть все до одного экземпляра.

Или кто-то преднамеренно уничтожал все подлинное и заменял фальшивками?

Был какой-то один единственный текст найден вместе с другими, с него сделали две копии и подготовили в 1800 году публикацию, но и этот текст и часть тиража сгорели в большом московском пожаре 1812 года вместе с древними манускриптами Мусина-Пушкина. Рукописи сгорели, а дом, где они хранились, стоит до сих пор. Их, видимо, вынесли для того, чтобы от них не осталось и следа. Похоже, что кто-то был очень заинтересован, чтобы древние рукописи сгорели: нет документальных свидетельств, нет фактов, чтобы опровергать ту ложь, которая положена с фундамент отечественной истории. По сути все древности на Руси позднего происхождения, они созданы в основном после воцарения Романовых, то есть в XVII веке и позднее. А где шлемы, мечи, доспехи, колокола, короны, державы, скипетры, печати, ярлыки, грамоты и просто письма русских царей и великих князей доромановской России? Наконец, где гробы и саркофаги великих князей и царей? Все исчезло, все уничтожено или заменено дешевыми подделками, как и сама история России.

На мой взгляд, «Слово о полку Игореве» - это ярко выраженная подделка более позднего времени, иллюстрация к той истории, которую изготовили иностранцы по заказу русских царей из династии Романовых. Я не исключаю, что при создании «Слова о полку Игореве» авторы подделки пользовались какими-то действительно талантливыми произведениями русской словесности, древними манускриптами, какими-то рукописями на русском языке. Поэма – я это хочу отметить особо – не столь гениальна, как об этом толковали и толкуют комментаторы. Просто российское общество находится под гипнозом многочисленных комментариев и хвалебных отзывов. Бесспорно, есть в поэме талантливо исполненные фрагменты, местами неповторима лексика, четко продуман сюжет. Произведение тщательно выстроено, имеет сложную композицию. И все же это не подлинник. В пользу подделки свидетельствуют многие факты, в том числе плач Ярославны.

Надо особо отметить, что плач – принадлежность очень популярного в свое время литературного течения - сентиментализма. Сентиментализм (от французского sentumentalisme < sentiment «чувство») как литературное течение возник в конце XVIII – начале XIX века, направленное в противовес просветительскому рационализму. То есть чувства и чувствительность были противопоставлены хищничеству и торговому расчету. Яркими выразителями сентиментализма были Жан Жак Руссо во Франции, Лавренций Стерн в Англии, Фридрих Шиллер в Германии, Николай Карамзин в России. Само появление такого направления в литературе очень закономерно, даже в рамках официальной истории.

К XVIII веку завершился раскол мировой империи, закончилась эпоха жестоких разборок и междоусобных войн. Было разделено имущество старого имперского центра в Европе и захвачены победителями огромные заморские территории. Прежний единый мир с одним управляющим центром поделен на несколько, единая гигантская империя, занимающая все известные к тому времени материки, расколота, и новые правители монополий вдруг почувствовали себя очень значительными фигурами, сели на богато украшенные троны и взяли в свои руки золотое яблоко с крестом в качестве древнего символа единой верховной царской власти.

Из колоний теперь везут в Европу золото, серебро и дешевые товары, все схвачено, за все заплачено. История переделана в угоду правящей Реформации. Церковь раскололась на три великие течения. Пора остановиться, оглядеться, подумать о душевном состоянии верхушечного слоя общества. Но к этому времени образование стали получать и те, кто был на более низких социальных ступеньках. Они тоже начинают требовать своей доли от единого пирога. Выясняется, что они-то более других пострадали в ходе реформационных преобразований. У людей в новых метрополиях появилось больше свободного времени, которое можно использовать на самообразование, на чтение книг, за занятие художественным творчеством. Литература стала еще одним способом наживы. И услужливые литераторы, похоже, не без влияния религиозной литературы, стремятся выжать слезу у просвещенного читателя. За такие произведения больше платят. Не сентиментализм ли с его слезливостью вывел на площади народ, который начал класть на плахи своих прежних правителей? Впрочем, это тема для особого разговора.

Уточняю. Плач как жанр становится одним из самых главных направлений сентиментализма.

Вслед за автором апокалипсиса Святым Иоанном Богословом, напуганным якобы предстоящим будущим, герои литературных произведений начинают не только плакать, но и рыдать. Апокалипсис – предшественник сентиментализма, между ними нет многовекового разрыва, как нас пытаются убедить. Это плоды близких эпох, только апокалипсис рассказывает о событиях, которые предшествовали расколу мировой империи. Если можно грубо выразиться, то Иоанн рыдает о судьбе всего человечества в канун великого раскола, а сентиментализм как бы подводит итоги и завершает раскол, рыдая о судьбах конкретного человека. То есть к моменту зарождения сентиментализма новый мир слегка зализал уже нанесенные раны на теле и приступил к врачеванию душевных травм. Между этими событиями, апокалипсисом и сентиментализмом, – работа историков, хронистов, философов, которые разнесли события по хронологической шкале и создали новую, фальшивую канву мировой истории. Теперь требовалось эту канву наполнить фактами.

«Слово о полку Игореве» по сути – иллюстрация к той будущей истории России, которую потом напишет Николай Карамзин по инструкциям, полученным в научных центрах Западной Европы, по шпаргалкам, подготовленным иностранцами в Российской Академии Истории. Карамзин предварил свою работу над поэмой и историей Государства Российского поездкой по просвещенной Европе и «Письмами русского путешественника».

В «Слове о полку Игореве» одна из самых ярких сцен – плач княгини Ярославны. И хотя это литературное произведение, созданное в полном согласии с канонами сентиментализма, комментаторы зачем-то разыскали якобы подлинных прототипов. Ярославне якобы соответствует Ефросинья Ярославна, дочь Ярослава Владимировича Галицкого, «Осмомысла», вторая жена (с 1184г.) Игоря Святославича.

Когда твердо уверен и четко осознаешь, что история России была другой, отчетливо замечаешь и промахи «фальшиводельцев».

Плач, казалось бы, всегда сопровождал Русь, такую судьбу ей уготовили, быть униженной и обиженной. Ситуация сохраняется якобы с древнейших времен до настоящего времени. Народ, который обладает очень высокой степенью выживаемости и оптимизма, который в недавние времена объединял еще шестую часть суши, народ, который до сего дня обладает уникальным, очень выразительным и образным языком, не может иметь такой истории, которая ему оставлена западными реформаторами.

Русских, как и турок, просто выкинули из мирового исторического процесса. Почему? Русские даже в условиях жесточайшего террора власти и оккупации сохраняют и оптимизм, и трезвый взгляд, и стремление к справедливости.

Плакать – это прослезиться, проливать слезы, слезно скорбеть или умолять. Рыдать – это вопить, плакать вслух, навзрыд, воем. Плакать – это более искреннее выражение чувств. Рыдать – чаще всего работа напоказ, для оценки другими. И вовсе не случайно, в русском языке в прошлом появилось слово рыдальщицы, так называли в народе профессиональных плакальщиц по чужим покойникам. Плакальщица – это своя, рыдальщица – за деньги, за какую-то услугу, милость или за товар, это напоказ.

Плач Ярославны – это все-таки искренний плач, искренняя забота о ком-то, но вряд ли об Игоре. Плач Ярославны – это очень выразительная вставка в поэме, но она почти не связана с другими частями.

Вчитайтесь в тексты поэмы, и вы почувствуете нестыковки. Давайте разбираться вместе. Ярославна плачет по своему мужу, уехавшему далеко на войну. Он может погибнуть. Ярославна как бы мысленно сопровождает его в пути и ведает, что в каждый момент с ним происходит. Я знал немало людей, которые на больших расстояниях чувствуют душевное состояние своих близких: они спокойны, пока у их родственников все нормально, но чувствуют тот момент, когда родные попадают в беду. Ярославна почувствовала беду, свалившуюся на ее мужа, она словно незримо сопровождала его в походе, но – и это очень странно – она ни разу не называет князя по имени. Почему? А может быть, муж не был князем? А может быть, ее муж воевал совсем в другом месте? А может быть, у него было совсем другое имя? Количество вопросов возрастает. Закрадываются сомнения в достоверности событий, а от них недалеко до предположения, что в переписанном откуда-то отрывке не было никакого имени.

И вот что еще странно. «На Дунаи Ярославнын глас ся слышит» (цитируется по древнерусскому тексту, считающемся официальным). Что там слышится? «Полечю – рече – зегзицию по Дунаеви, омочу дебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавые раны на жестоцем его теле».

Сразу возникает вопрос, почему речь о Дунае, если Игорь вместе с братом повели свои дружины на Дон или Донец, как отмечено в некоторых комментариях? Дунай течет совсем в другом месте. Может быть, в той древней поэме, из которой позаимствован этот выразительный отрывок, действие происходило на Дунае?

Впрочем, может быть, Ярославна родом откуда-то с Дуная, ведь романовские историки помещают летописную Галицкую Русь где-то возле Дуная. Возможно, эту территорию назначили быть Галицией потому, что на старых имперских гербах была такая территория, и Романовы решили обозначить ее как бы в своих владениях. В частности, историки уверяют, что Галицкий князь Ярослав Святославич, отец Ярославны, управлял не только Киевом, но и Венгрией. Следы Галиции есть на юге Польши, в северных Карпатах, но в этом случае у Ярославны не должно быть воспоминаний о Дунае.
В обращении к Днепру Ярославна уточняет: «Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слёз на море рано». Из текста плача следует, что лада Ярославны воюет где-то на Дунае возле моря, а вовсе не на Дону. А потому и к Днепру она обращается только потому, что это кратчайший путь до моря и по нему до устья Дуная.

Одного этого факта достаточно, чтобы заметить подделку. Можно сказать, что это приспособленный к данному месту отрывок из какого-то не дошедшего до нас подлинного произведения прошлого. Так школьник вставляет в свои сочинения отрывки из чужих произведений, подгоняет их под свою тональность, пытается убедить всех, что это он сам додумался до этого, но на каком-нибудь пустяке обязательно споткнется. Плач Ярославны тоже выделяются и уличает переписчика в подделке. Казалось бы, пустяки – имя любимого князя не названо, место битвы указано возле моря - но они и подводят фальсификатора. Попытаемся во всем этом разобраться.

Путивль сегодня город не российский, а украинский, он стоит на реке Сейм, которая впадает в Десну, приток Днепра. Значит, и в старину, о которой рассказано в «Слове», он стоял на той же реке. Новгород-Северский, стоящий на реке Десне, – это ныне тоже украинский город, а по словам комментаторов «Слова», в прошлом им владел потомок черниговских князей Игорь Святославич (якобы 1150 – 1202), сын Святослава Ольговича, внук Олега Святославича, прозванного «Гориславичем». Два города, Новгород-Северский и Путивль, между ними менее ста километров. В одном произведении два эти города притянуты за уши. Между ними никакой прямой связи, если не учитывать комментариев, в которых Ярославну называют второй женой князя Игоря. Князь Игорь княжил в Новгороде-Северском, там, видимо, имел добротный дом, а жену оставил где-то за сотню верст в Путивле. Почему? Объяснения этому нет.

«Ярославна рано плачет в Путивле на забрале». Забрало, по Далю, подъемная решеточка впереди шлема, для лица, личник, наличник. По аналогии представляем древнерусский город. Забрало, похоже, это - укрепленная лицевая часть города, въездные ворота с надвратными построениями. Значит, когда в переводе мы читаем «на стене», это не совсем верно. Само слово забрало очень интересно и выразительно, она показывает, что за счет него как бы слегка расширяется то, чем владеешь. У крепости это, похоже, тоже решетка, выдвинутая вперед, стоящая перед воротами. Могли забралом назвать и весь комплекс укреплений у въездных ворот.

А в одном из современных переводов, адресованных школьникам, отмечено:
«Ярославна рано поутру плачет в Путивле-городе на стене зубчатой». Откуда появилась эта стена зубчатая? Уж если переводить прозой, то надо быть до предела точным.

Знаменитый поэт Василий Жуковский тоже не совсем верно перевел это место? У него «Ярославна плачет на стене».
А что говорится в других переводах? В переложении Аполлона Майкова читаем:
«Игорь слышит Ярославнин голос…
Там она, в Путивле, раным-рано
На стене стоит и причитает…»

В поэме нет ни слова о том, что она стоит. Стоит – это слишком театрально, напоказ, а Ярославна искренне тоскует по мужу. Она одинока в своем горе.

А вот Николай Заболоцкий верно прочел это место в поэме:
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру.

Очень известный иллюстратор «Слова» В.А. Фаворский на своих гравюрах изобразил Ярославну на стене деревянного городка. В тех местах на Руси ставили белокаменные стены из тесаного природного камня с известью, и делали это не из прихоти, а по необходимости, поскольку это уже лесостепь и с древесиной, из которой можно строить крепости, напряженка.

Итак, «Ярославна рано плачет в Путивле на забрале». В соответствии с традициями устного народного творчества, да и многих литературных произведений, Ярославна трижды делает свои обращения: к ветру («О, ветре, ветрило!»), к реке («О, Днепре Словутицю!»), к солнцу («Светлое и тресветлое солнце!»)

Вы ничего странного не заметили? Игорь отправился с дружиной на Дон, а Ярославна собиралась лететь зегзицею на Дунай. Игорь ехал на Дон через Курск. Помните, он дожидается милого брата Всеволода, а у того уже дружина на запряженных лошадях под Курском дожидается. Но ведь верхний Дон и Дунай вообще в разных сторонах.

Ну, допустим, Ярославна была безграмотной и не изучала географию. Но автор-то куда глядел? Если судить по тексту, то он был очень образованным человеком своего времени.

И это еще не всё. Игорь со Всеволодом и дружинами отправились на восток или юго-восток. Битва с половцами идет где-то на Дону, а Ярославна обращается к Днепру. А эта река совсем в другой стороне, ведь Сейм течет от Путивля на запад, а Десна на запад и юго-запад до слияния севернее Киева с Днепром.

Есть логика в том, что Ярославна встает на рассвете, пока никого еще нет и никто не мешает, и обращается к восходящему солнцу, потом к ветру. Муж с воинами где-то там же. Логичнее обратиться к Дону, он там же, в той стороне, где восходит солнце. Но Ярославна обращается к Днепру. Почему? На этот вопрос мы уже ответили: через Днепр легче попасть к морю, а через него в устье Дуная. Все, что говорится об Игоре, и все, что говорится об Ярославне, – это два разных литературных произведения.

А теперь смотрим завершающие строки поэмы. Игорь из плена прибегает в Киев. Но это же не его вотчина. Его дом в Новгороде-Северском, его вторая жена Ефросинья Ярославна, если верить комментариям, ждет князя в Путивле. А он бежит в Киев, мимо собственного дома, мимо местонахождения жены, прямо к тестю. Вот тот обрадуется своему зятю, который дружину потерял, половцев привел на родную землю, а сам ни с чем явился на его великокняжеский двор! Почему? Где логика для объяснения такого поступка? Домой же Игорю ближе, чем в Киев: и ответ перед великим князем, да еще тестем держать не надо, ведь время – лучший лекарь, и с женою поскорее встретиться, она своими действиями поможет и с тестем разногласия уладить, и гнев великого князя смягчить. Опасно приносить плохую весть, можно попасть под крутую руку.

А половецкие ханы Гзак и Кончак рассуждают о том, что если сокол летит к родному гнезду, то не позарится он на красных девиц. А если позарится, то может этих красных девок и с собой увезти. А сокол-то этот мимо дома да в чужое княжество, в Боричев, предместье Киева, на богослужение. Словом, опять противоречие здравому смыслу.

Вот таких же противоречий много в мировой истории, как в комедии Грибоедова: шел в комнату, попал в другую.

Нечто подобное случилось с Колумбом: плыл в Индию, приплыл в Америку, открыл Новый Свет. Отправился в дальнее путешествие якобы из Палоса, маленького портового городка, которого и след в современном мире простыл, а приплыл в Барселону, на торжества к испанскому королю. А это лишних 700-800 километров. Или на бумаге и не столько можно показать?

Магеллан якобы дал название Тихому океану. Океан совсем не Тихий, но если Магеллан осуществлял военную экспедицию по захвату для Европы новых земель и не встретил на островах Тихого океана яростного сопротивления аборигенов, то тогда можно называть океан Тихий. Похоже, что Джеймс Кук доверился этой оценке и пострадал.

Отсюда вывод: когда где-то начинают врать, то концы с концами сойтись не могут.

Я много прочитал различной литературы, связанной со «Словом о полку Игореве», но откровенно признаюсь, не знаю ответа на вопрос, почему Ярославна плачет в Путивле. Обычно в таких условиях молодую жену оставляли под надзором близких родственников в своем доме, а не где-то за сотню верст неизвестно у кого. В общем, плач Ярославны – это талантливо выполненный отрывок из совсем другого произведения, ничем не связанного с рассказом о неудачном походе князя Игоря.

«Ярославна рано плачет...»

(Героиня «Слова о полку Игореве» в кругу современниц)

В судьбе «Слова о полку Игореве» - великой древнерусской поэмы удивительно то, что со временем споры о ней разгораются все жарче и ожесточеннее. Горы книг и статей о поэме в сотни раз превысили сам ее объем. Центральный женский ее образ - фигура Ярославны, жены князя Игоря. Мы следим в поэме за переплетением судеб самых различных князей - современных автору или являющихся для него историей,- но именно Ярославна на городском «забороле стены», заклинающая солнце, ветры и Днепр помочь ее любимому мужу вырваться из плена, куда он попал после неудачного сражения с половцами, является, пожалуй, наиболее живым и ярким лицом «Слова о полку Игореве». В самом деле, при упоминании этого героического эпоса каждый второй невольно вспомнит: «Как же. как же, Ярославна летит зегзицею на Дунай...»

Кто только не восхищался этим созданием безымянною певца! Пушкин писал о богатстве «поэзии... в плаче Ярославны». Известный австрийский поэт Рильке, влюбленный в русскую литературу и создавший лучший перевод поэмы на немецкий язык, отмечал: «Самым восхитительным местом является плач Ярославны, а также начало, где дается гордое непревзойденное сравнение с 10 соколами, спущенными на лебедей... Ничего подобного я не знаю».

Если рассматривать «Слово о полку Игореве» как своего рода «Войну и мир» XII столетия, то сцены мира в поэме - это прежде всего плач Ярославны.

Какой нам ее представить - жену князя Игоря? Что мы можем сказать о ней? Ведь даже имени ее не сохранилось, а Ярославна - это отчество. Героиня поэмы носит имя отца - Ярослава Галицкого Осмомысла, что естественно для того времени, когда женщина называла себя по отцу, мужу и даже свекру. При завершении реставрационных работ в главном соборе Киевской Руси - Софии Киевской была найдена на штукатурке надпись граффити (особая техника настенного письма) XII века: «Се была в Софии многопечальная Андреева сноха, Олега сестра и Игоря и Всеволода». Эту надпись сделала родная сестра героев поэмы - князя Игоря, «буй-тур Всеволода» и умершего ранее злополучного похода Олега. Несчастная вдова (в летописи названная «Володимиряя» - по мужу) себя обозначила по принадлежности к княжьему дому, как сестру и сноху, но не решилась запечатлеть свое имя.

В сложной и многотрудной судьбе изучения «Слова» первой, предложившей считать Ярославну дочерью Ярослава Галицкого, была императрица Екатерина II. Любительница русской истории и генеалогии, она много работала над своими «Записками касательно русской истории», доведенными ею до конца XIII века. Та же Екатерина назвала первому издателю «Слова» графу А. И. Мусину- Пушкину имя жены князя Игоря: ее будто бы звали Ефросинья. Доказательства тому были веские: в летописных рассказах упоминались злоключения сына Ярослава - Владимира, который в 1184 году нашел пристанище у своего шурина (то есть брата жены) князя новгород-северского Игоря. Отсюда родилось утвердившееся предположение, что Ярославна вышла замуж за Игоря лишь год до похода, была мачехой его сыновьям, второй женой князя, юной княгиней.

Имя Ефросиния и в самом деле встречается в Любечском синодике, поминальной книге всех черниговских князей и их супруг, но там нет точного указания, что под именем Ефросиния имеется в виду жена князя Игоря, а такие знатоки черниговских древностей, как Филарет, и прямо выражали в этом сомнение. И хотя почти двухсотлетняя традиция числит Ярославну Ефросинией, слишком мало подлинных исторических данных, чтобы утверждать это решительно и реконструировать исторический образ героини «Слова». Однако кое-что напомнить о ней мы можем, хотя бы системой отсветов от других зеркал. Вглядевшись пристальней в лица и судьбы современниц Ярославны - женщин XII века, мы, возможно, надежнее высветим прячущуюся во тьме времен поэтическую фигуру героини древней поэмы.

Из книги Рюриковичи. Собиратели Земли Русской автора Буровский Андрей Михайлович

Ярославна Свою дочь Ефросинью Ярослав Осмомысл выдал замуж за новгород-северского, а потом за путивльского князя Игоря. Дочь Ярослава Осмомысла - это та самая Ярославна, вошедшая в историю как образ беззаветной женской любви. Жена, которая проводит князя Игоря на войну,

автора Чуев Феликс Иванович

Рано взяли Берлин? С телевизионного экрана (американский фильм «Монстр» о Сталине) мне довелось слышать мнение, что Красной Армии не следовало спешить со взятием Берлина в апреле - мае 1945 года, ибо это можно было сделать и попозже, и меньшей кровью, но Сталин не жалел своих

Из книги Молотов. Полудержавный властелин автора Чуев Феликс Иванович

Революция - рано? - Сейчас, Вячеслав Михайлович, среди интеллигенции такое течение мысли, оно и раньше, наверно, было, что с революцией поспешили.- Считают, рано?- : К чему это, мол, привело? Ни к чему хорошему. Россия шла бы своим путем: И к чему-нибудь бы

Из книги Былины. Исторические песни. Баллады автора Автор неизвестен

Часовой плачет у гроба Ивана Грозного У крыльца-та ли у дворца даАй, было государева, ай, государева.Государева, да у столба-та ли была да,Ай, было у точёныва, ой, у точёныва.У точёныва, да у колечушка была да,А было у злачёныва, ой, у злачёныва.У злачёныва, да гребенской-та ли

Из книги Повседневная жизнь российских жандармов автора Григорьев Борис Николаевич

«Ох, рано встает охрана!» Служба в царской охране во все времена была нелегким делом, особенно для нижних чинов, и была значительно тяжелее, беспокойнее и опаснее обычной жандармской службы. Например, дежурства описанной выше охранной стражи осуществлялись круглосуточно

Из книги О русском национальном сознании автора Кожинов Вадим Валерианович

Из книги От КГБ до ФСБ (поучительные страницы отечественной истории). книга 1 (от КГБ СССР до МБ РФ) автора Стригин Евгений Михайлович

4.24. Апрельские законы («ох, рано встает охрана») 4.24.1. Мартом, как известно, весна не заканчивается. В следующем месяце она продолжается.28 апреля 1993 года были приняты два Закона. «О государственной охране высших органов государственной власти Российской Федерации и их

Из книги Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории автора Бычков Алексей Александрович

Ярославна, кто она? На Дунае Ярославны голос слышен, чайкою неузнанною рано утром стонет. А кто такая - Ярославна? Жена Игоря?Игорь княжил в Путивле до 1179 года, а затем сел в Новгороде-Северском.В списке «Слова о полку Игореве» (БАН, 16.5.15) перед текстом приведены следующие

Из книги Остров Пасхи автора Непомнящий Николай Николаевич

автора

Анна Ярославна В «Повести временных лет» отсутствует упоминание о дочери Ярослава Анне, ставшей в 1051 году королевой Франции. Да и о самой Франции там нет ни слова.На первый взгляд это трудно объяснить. Принято считать, что именно через русские земли по Днепру и по Волге

Из книги Рюриковичи. Исторические портреты автора Курганов Валерий Максимович

Елизавета Ярославна Сведения о дочерях Ярослава отсутствуют в «Повести временных лет», и поэтому в рассказе о них приходится основываться на иностранных источниках.Одним из таких документов являются скандинавские саги и в первую очередь знаменитый во всем мире сборник

Из книги Сталин против Троцкого автора Щербаков Алексей Юрьевич

«Просто рано поутру в стране произошел переворот» Нет смысла подробно рассказывать об Октябрьском перевороте – эти события я изложил в другой книге, повторяться не интересно. Я отмечу лишь основные события, важные для темы этой работы.Большевики взяли курс на

Из книги Безмолвные стражи тайн (загадки острова Пасхи) автора Кондратов Александр Михайлович

Поленницы Рано-Рораку «Стоя на склоне горы, они смотрят с непостижимым спокойствием на море и землю, и тут сразу чувствуешь, как их контуры начинают вас завлекать, несмотря на свою упрощенность. И чем больше предаешься такому созерцанию, тем сильнее становится это

Из книги Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.) автора Кайдаш-Лакшина Светлана Николаевна

А Ярославна? Ярославна не походит ни на один из этих типов. В чем же состоит ее загадка?Д. С. Лихачев очень тонко подметил одну удивительную и, может быть, главную особенность «плача Ярославны». Он, по его словам, напоминает инкрустацию в тексте поэмы: «Автор «Слова» как бы

Из книги Велика історія України автора Голубец Николай

Анна Ярославна Як наглядний доказ живих звязків України з далекою Францією, може послужити подружжя французького короля Генриха з дочкою Ярослава Анною. В 1048 р. король Генрих повдовів і вислав посольство з єпископом Готіє Савейрою на чолі в Київ, просити руки дочки

Из книги И время и место [Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата] автора Коллектив авторов

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВОМ,

ИГОРЯ СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЬГОВА

Перевод Владимира Стеллецкого

Не подобает ли нам, братья,

повести на старинный лад печальные сказанья

о походе Игоревом, Игоря Святославича?

Петься же той песни по былям нашего времени,

а не по замышлению Боянову.

Боян вещий, братья, коли песнь кому хотел сложить.

растекался мыслию по древу,

носился серым волком по земле,

сизым орлом - в подоблачьи:

поминал ведь он, вещий, давних времен ратоборство. Тогда пускал он десять соколов на стадо лебедей, которую сокол нагонял,

та первая песнь слагала

старому Ярославу,

храброму Мстиславу,

одолевшему Редедю пред полками касожскими, молодому ли Роману Святославичу.

Боян же, братья, не десять соколов на стадо лебедей

пускал,

но свои вещие персты на живые струны возлагал,

они же сами князьям славу рокотали.

Поведем же, братья, сказание наше

от старого Владимира до нынешнего Игоря;

напряг он ум волею своею,

отточил он сердце свое мужеством;

исполнившись ратного духа,

повел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

Тогда Игорь взглянул на светлое солнце

и видит: от него тьмою

все воины его прикрыты.

И сказал Игорь дружине своей:

«Братья и дружина!

Лучше убитым быть,

чем полоненным быть,-

сядем же, братья, на своих борзых коней,

поглядим на дали синего Дона!»

Воспылал ум князя желанием,

и знамение жажда ему заслонила

изведать Дона великого.

«Хочу,- молвил,- копье преломить в поле Половецком вместе с вами, русичи;

хочу либо голову свою сложить,

либо испить шеломом Дона!»

О Боян, соловей старого времени!

Кабы ты эту рать своей песнью воспел,

скача, соловей, по мысленному древу,

взлетая умом под облака,

свивая славу по обе стороны сего времени!

Рыща тропою Трояновой чрез поля на горы,

так бы песнь про Игоря петь Велесову внуку:

«Не буря соколов занесла чрез поля широкие,

и не галки стаями летят к Дону великому...»

Или так бы запеть, вещий Боян, Велесов внук:

«Кони ржут за Сулою -

звенит слава в Киеве».

Трубы трубят в Новгороде -

стоят стяги в Путивле;

Игорь ждет милого брата Всеволода.

И сказал ему буй-тур Всеволод:

«Один брат, один свет светлый - ты, Игорь,

оба мы - Святославичи!

Седлай, брат, коней своих борзых,

а мои готовы, стоят под Курском оседланы,

А мои куряне - бывалые воины:

под трубы боевые повиты,

под шеломами взлелеяны,

с конца копья вскормлены;

пути им ведомы,

овраги знаемы,

их луки напряжены,

колчаны отворены,

сабли изострены;

сами скачут, как серые волки в поле,

ища себе чести, а князю славы».

Тогда вступил Игорь-князь в злат стремень

и поехал по чистому полю.

Солнце ему тьмою путь заступало,

ночь стонала ему грозою, птиц пробудила,

рык звериный в стада их сбил.

Див кличет с вершины древа -

велит послушать земле незнаемой,

Волге, и Поморью, и Посулию,

и Сурожу, и Корсуню,

и тебе, тмутороканский истукан!

А половцы неторными дорогами побежали к Дону великому;

кричат телеги в полуночи, словно лебеди распуганные. Игорь воинов к Дону ведет.

А уж беду его стерегут птицы по дубравам;

волки грозу накликают по оврагам;

орлы клекотом на кости зверя зовут;

лисицы брешут на красные щиты.

Долго мрак ночи длится.

Заря свет зажгла,

мгла поля покрыла.

Щекот соловьиный уснул,

говор галочий пробудился.

Русичи широкие поля своими алыми щитами перегородили,

ища себе чести, а князю славы.

Рано поутру в пятницу они потоптали поганые полки

половецкие

и рассыпались стрелами по полю,

помчали красных девок половецких,

а с ними и злато, и шелк, и дорогие аксамиты. Плащами, покрывалами и опашнями, и разным узорочьем половецким

стали мосты мостить по болотам и топким местам. Чермный стяг, белая хоругвь,

чермная челка, серебряная пика -

храброму Святославичу!

В поле дремлет Ольгово хороброе гнездо, далече залетело!

Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету

ни тебе, черный ворон, поганый половчин!

Гза бежит серым волком,

Кончак за ним следом - к Дону великому!

На другой день в ранний час

кровавые зори свет возвещают;

черные тучи с моря идут -

хотят прикрыть четыре солнца,

и в них трепещут синие молнии.

Быть грому великому!

Идти дождю стрелами с Дона великого!

Тут копьям преломиться,

тут саблям поизбиться

о шеломы половецкие

на реке на Каяле, у Дона великого.

О Русская земля - о воины! За холм зашли вы порубежный!

Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на

храбрые полки Игоревы.

Земля гудит, реки мутно текут,

прах поля застилает, плеща, стяги говорят,

половцы идут от Дона и от моря,

со всех сторон русские полки обступили.

Дети бесовы кликом поля преградили,

а храбрые русичи - алыми щитами!

Яр-тур князь Всеволод!

Стоишь на обороне,

прыщешь на воинов стрелами,

гремишь о шеломы мечами булатными;

куда, тур, ни поскачешь, своим златым шеломом

посвечивая,

там и лежат поганые головы половецкие.

Порублены шеломы аварские саблями калеными

твоими, яр-тур Всеволод!

Что тому раны, братья,

кто забыл почет и богатство, и града Чернигова отчий

злат престол,

и своей милой жены, ясной Глебовны, свычаи и обычаи.

Были века Трояновы,

миновались лета Ярославовы;

были походы Олеговы, Олега Святославича.

Тот Олег мечом крамолу ковал

и по земле стрелы сеял:

вступает в злат стремень во граде Тмуторокани,

уж звон тот слышал давний великий Всеволод, сын

Ярославов,

а Владимир, что ни утро, закладал себе уши в Чернигове;

Бориса же Вячеславича

похвальба на смертный суд привела,

младого и храброго князя,

и на Канине зеленое ложе постлала за обиду Олегову. С такой же, как ныне, Каялы повез Святополк отца

своего

между угорскими иноходцами ко святой Софии к Киеву.

Тогда, при Олеге Гориславиче,

засевалась и прорастала усобицами,

погибала сторона Даждьбожьего внука,

в княжьих крамолах век людской сокращался;

тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,

но часто вороны каркали,

мертвечину деля меж собою,

а галки речь свою заводили,

собираясь лететь на поживу.

То было в те битвы и в те походы,

а о такой битве не слыхано.

С рассвета до вечера,

с вечера до света

летят стрелы каленые,

гремят сабли о шеломы,

трещат копия булатные

в поле незнаемом, среди земли Половецкой.

Черна земля под копытами костьми была засеяна,

а кровию полита;

горем взошли они по Русской земле!

Что же шумит, что же звенит издалёка

рано пред зорями?

Игорь на бой полки возвращает:

жаль ему милого брата Всеволода!

Билися день, бились другой,

на третий день к полудню пали стяги Игоревы.

Тут два брата разлучились на береге быстрой Каялы

тут кровавого вина недостало,

тут пир докончили храбрые русичи:

сватов напоили,

а сами полегли

за землю Русскую.

Никнет трава с жалости,

Уже невеселая, братья, година настала,

уже Пустыня Русскую Силу прикрыла!

Восстала враждою обида в полках Даждьбожьего внука,

вступила девою на землю Троянову,

заплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона,

плещучи, прогнала привольные времена!

Война князей с погаными к концу пришла,

ибо сказал брат брату: «То мое, и это - мое же!»

И начали князья про малое «вот великое» молвить

и сами на себя крамолу ковать,

а поганые со всех сторон приходили с войною и бедой на землю Русскую.

О! Далеко залетел сокол - к морю, птиц избивая.

А Игорева храброго полка не воскресить!

По нем кликнула Карна,

И Жля побежала по Русской земле,

жар неся погребальный в пламенном роге.

Жены русские восплакались, причитая:

«Уже нам милых своих ни мыслию помыслить,

ни думою вздумать,

ни очами не увидеть,

а златом и серебром подавно не потешиться!»

И застонал, братья, Киев от горя,

а Чернигов от бед и напастей,

тоска разнеслась по Русской земле,

печаль обильная заструилась среди земли Русской.

А князья сами на себя крамолу ковали,

а поганые, с войной и победами рыская по Русской земле,

дань собирали по векше с двора.

Те два храбрые Святославича,

Игорь и Всеволод,

пробудили кривду самовольством;

ее смирил грозою отец их, великий грозный Святослав

Киевский,

устрашил своими могучими полками и булатными мечами,

вторгся в землю Половецкую,

притоптал холмы и овраги,

взмутил реки и озера,

иссушил потоки и болота,

а поганого Кобяка из лукоморья,

из железных великих полков половецких, словно вихрь,

выхватил,

и пал Кобяк в граде Киеве,

в гриднице Святославовой.

Тут немцы и венетичи,

тут греки и морава

поют славу Святославову,

корят князя Игоря,

что добро потопил на дне Каялы, реки половецкой. Злата русского порассыпали!

Тут Игорь-князь пересел из златого седла да в седло

невольничье!

Приуныли по градам их могучие кремли, а веселие поникло.

А Святослав горестный сон видел в Киеве на горах.

«В ночь сию с вечера одевали меня,- молвил,- черным покрывалом на кровати моей тисовой,

черпали мне синее, зловещее вино, с горечью смешанное;

сыпали мне из пустых колчанов поганых толмачей скатный жемчуг на грудь, обряжая меня.

Уже доски без матицы в моем тереме златоверхом!

Всю ночь с вечера вещие вороны каркали у Плеснеска на пойме,

прилетели они из мрака ущелья Кисанского

и понеслися к синему морю».

И сказали бояре князю:

«Горе, князь, ум одолело:

слетели два сокола с отчего престола златого

поискать града Тмуторокани

либо испить шеломом Дона.

Уже соколам крылья подрезали поганые саблями,

а самих спутали путами железными

Ибо темно стало в третий день: два солнца затмились

оба столпа багряные погасли - помрачились,

а с ними два молодые месяца, Олег и Святослав, тьмою

заволоклись

и в море погрузились.

Дерзость великую придали они пришлецам-хинове.

На реке на Каяле Тьма Свет покрыла;

на Русскую землю кинулись половцы, словно выводок

барсов.

Уже пало Бесчестье на Славу,

уже ударило Насилье на Волю,

уже низринулся Див на землю!

Запели готские красавицы девы на береге синего моря, звеня русским золотом;

поют время Бусово,

лелеют месть за беду Шаруканову.

А уже мы, дружина, лишились веселия!»

Тогда великий Святослав изронил златое слово,

со слезами смешанное, молвив:

«О сыны мои, Игорь и Всеволод!

До времени начали вы Половецкую землю мечами в слезы вгонять,

а себе славы добиваться,

но не с честью в бой вступили,

не с честью вы кровь поганую пролили!

Ваши храбрые сердца крепким булатом окованы,

а в удали закалены!

Что же содеяли вы моей серебряной седине?

А уже не вижу я власти и помощи могучего, и богатого,

и многоратного брата моего Ярослава

с черниговскими вельможами,

с воеводами, со старейшинами, с боярами-шельбирами;

с воинами-топчаками, с богатырями, с храбрецами,

а ведь они без щитов, с ножами засапожными,

кликом полки побеждают,

звеня прадедовой славой!

Но вы сказали: «Поратуем сами,

новою славой одни завладеем - и прежнюю сами

поделим!»

А так ли уж дивно, братья, старому, помолодеть?

Когда сокол перелиняет,

высоко птиц загоняет -

не даст гнезда своего в обиду!

Но вот зло: князья мне пособлять зареклись;

на худое годины обратились!»

Се в Римове кричат под саблями половецкими,

а Владимир тяжко ранен,

горе и тоска сыну Глебову!

Великий князь Всеволод!

Не мыслию лишь прилететь бы тебе издалека отчий злат

престол поблюсти!

Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать!

Кабы здесь ты был, пленниц продавали б за бесценок, а пленников и подавно!

Ты ведь можешь посуху живыми стрелять огнестрелами - удалыми сыновьями Глебовыми.

Ты, буй Рюрик, и Давыд!

Не у вас ли ратники по шеломы золоченые в крови

плавали?

Не у вас ли рыкают, словно туры, дружинники храбрые, раненные саблями калеными на поле незнаемом? Вступите, государи, во злат стремень за обиду сего

времени,

удалого Святославича!

Галицкий князь Осмомысл Ярослав!

Высоко сидишь на своем златокованом престоле,

подпер ты горы Угорские полками железными,

заступил ты путь королю, затворил Дуная ворота,

метая громады за облака,

суды рядя до Дуная!

Грозы твои по землям текут,

отворяешь ворота Киева,

стреляешь с отчего златого престола в султанов

за землями -

стреляй, государь, в Кончака, в невольника поганого, за землю Русскую, за раны Игоревы,

удалого Святославича!

А ты, буй Роман, и Мстислав!

Храбрая мысль стремит ум ваш на дело!

Высоко возносишься, плаваешь. Роман, на подвиг в

доблести,

будто сокол, на ветрах ширяющий,

пожелавший в лихости птицу одолеть!

Носят воины ваши панцири железные

под шеломами латинскими!

От них дрогнула земля, и многие племена,

враг-хинова: литва, ятвяги, деремела и половцы -

копья свои побросали,

а головы свои преклонили

под те мечи вороненые.

Но уже, князь, для Игоря померк солнца свет,

а древо не к добру листву обронило:

по Роси и Суле грады поделили,

а Игорева храброго полка не воскресить!

Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу:

Ольговичи, храбрые князья, уже потрудились в бою!

Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича!

Не худа гнезда шестикрыльцы-соколы!

Не по жребьям побед себе волости добыли!

К чему же ваши златые шеломы, и копья ляшские, и щиты?

Загородите врагам ворота своими острыми стрелами

за землю Русскую, за раны Игоревы,

удалого Святославича!

Уже Суда не течет серебряными струями для града

Переяславля,

и Двина мутью темной течет тем грозным полочанам под клики поганых.

Один лишь Изяслав, сын Васильков,

позвенел своими острыми мечами о шеломы литовские, поверг славу деда своего Всеслава,

а сам под красными щитами на кровавой траве повержен литовскими мечами,

и, с суженою обручась, молвил:

«Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали!»

Не было тут ни брата Брячислава, ни другого -Всеволода,

один изронил он жемчужную душу из храброго тела чрез златое ожерелие!

трубы трубят городенские.

Ярослав, также и вы, все внуки Всеславовы!

Долу склоните стяги свои,

вложите в ножны мечи свои пощербленные -

вы отбились от дедовой славы!

Вы крамолами своими стали наводить поганых

на землю Русскую,

на волость Всеславову:

из-за усобицы-смуты пришло к нам насилие

от земли Половецкой!

На седьмом веке Трояновом кинул Всеслав жребий о девице, ему любой.

Он, лукавством опершись о коней, скакнул к граду Киеву

и коснулся пикой золотого престола Киевского;

прянул от полков лютым зверем в полночь из Белгорода и взвился в синем облаке,

а наутро вонзил секиры: отворил ворота Новгорода - расшиб славу Ярославову.

Скакнул волком до Немиги из Дудуток,

на Немиге снопами головы стелют, молотят цепами

булатными,

кладут жизнь на току, веют душу от тела.

Немиги кровавые берега не добром были засеяны - засеяны костьми русских сынов!

Князь Всеслав людей судом судил,

князьям города рядил,

а сам в ночи волком рыскал,

из Киева волком дорыскивал до петухов в Тмуторокань;

великого Хорса в пути обгонял-перерыскивал.

Ему в Полоцке рано к заутрене позвонили в колокола

у святой Софии,

а он в Киеве звон слышал!

Хотя душа ведуна была в храбром теле,

но часто страдал от напастей.

О нем вещий, мудрый Боян еще встарь припевку сказал:

«Ни хитрому, ни гораздому,

ни провидцу гораздому

суда божьего не миновать!»

О! Стонать Русской земле, вспоминая прежнюю годину

и прежних князей!

Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским!

А ныне его стяги стали Рюриковы,

а те - Давыдовы.

Но врозь их полотнища веют, розно их копья поют.

безвестною кукушкой рано кличет:

«Полечу,- молвит,- кукушкою по Дунаю,

омочу шелковый рукав в Каяле-реке,

отру князю кровавые его раны на могучем его теле».

Ярославна спозаранку плачет в Путивле у бойниц кремля, причитая:

«О Ветер-ветрило!

Зачем, господин мой, силой встречною веешь,

зачем стремишь вражьи стрелы на своих легких крыльях на моего лады воинов?

Мало ли тебе было, высоко под облаками вея, лелеять корабли на синем море?

Зачем, господин, мое веселие по полю ковыльному

развеял?»

Ярославна чуть свет плачет в Путивле-городе на забороле кремля, причитая:

«О Днепр Словутич!

Ты пробил волной каменные горы среди земли Половецкой,

ты лелеял на струях своих Святославовы ладьи до полка Кобякова -

прилелей, господин, моего ладу ко мне, чтоб не слала к нему слез на море рано».

Ярославна плачет спозаранку в Путивле на стене кремля, причитая:

«Светлое и тресветлое Солнце!

Всем ты тепло и пригоже!

Зачем, господин мой, простер горячие свои лучи на воинов лады,

в поле безводном жаждою им луки согнул,

тоскою колчаны замкнул?»

Взбушевалось море полуночью,

идут смерчи тучами.

Бог Игорю-князю путь кажет

из земли Половецкой в землю Русскую

к отчему златому престолу.

Погасли вечером зори.

Игорь спит - Игорь глядит,

Игорь мыслию поля мерит

от великого Дона до малого Донца.

В полночь Овлур коня свистнул за рекою,

велит князю разуметь:

«Князю Игорю не быть тут!» - кликнул.

Стукнула земля, зашумела трава -

вежи половецкие всполошились!

А Игорь-князь поскакал горностаем в тростник,

слетел белым гоголем на воду;

вскинулся на борзого коня,

соскочил с него волком-оборотнем

и побежал к лугу Донца,

и полетел соколом под облаком,

побивая гусей и лебедей

на завтрак, обед и на вечер.

Когда Игорь соколом полетел,

тогда Овлур волком побежал,

отрясая студеную росу,-

загнали они коней своих борзых!

Донец сказал: «Князь Игорь!

Немало тебе величия,

а Кончаку горевания,

а Русской земле веселия!»

Игорь сказал: «О Донец мой!

Немало тебе величия,

лелеявшему князя на волнах,

стлавшему ему зелену траву на своих берегах серебряных,

одевавшему его теплою мглою под сенью зеленого древа;

стерег ты его гоголем на воде,

чайками на струях,

чернетьми на ветрах!»

Не такой слывет река Стугна: недобрую струю имея,

проглотив чужие ручьи и воды,

расширясь к устью,

юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега.

Плачет мать Ростиславова

по юноше князе Ростиславе.

Приуныли цветы в горести,

а древо с печалью к земле преклонилось.

А не сороки застрекотали -

по следу Игореву рыщут Гза с Кончаком.

Тогда вороны не каркали,

галки приумолкли,

сороки не стрекотали,

поползни стихли, ползали только.

Дятлы стуком путь к реке кажут,

соловьи веселыми песнями свет возвещают.

Молвит Гза Кончаку:

«Коли сокол ко гнезду летит,

Соколича расстреляем своими золочеными стрелами».

Говорит Кончак Гзе:

«Коли сокол ко гнезду летит,

Соколича мы опутаем красною девицею».

И сказал Гза Кончаку:

«Коли его опутаем красною девицей,

не будет у нас соколенка,

не будет и красной девицы,

и почнут нас птицы бить в поле Половецком!»

Молвил Боян, до него - Ходына, певец Святославов, слагатели песен о старом времени -

Ярославовом, Олеговом, жены кагана:

«Тяжко тебе, голова, без плеч,

зло и телу без головы»,-

Русской земле - без Игоря!

Солнце светится на небе:

Игорь-князь - в Русской земле.

Девицы поют на Дунае,

Игорь едет по Боричеву ко святой Богородице Пирогощей.

Рады села, грады веселы!

Спевши песнь старым князьям, надо и молодым запеть:

«Слава Игорю Святославичу,

Буй-турУ Всеволоду,

Владимиру Игоревичу!

Здравье князьям и дружине,

что встают за христиан на поганые полки!

Князьям слава и дружине!»

4. По определению литературоведа А. С. Орлова, героем "Слова о полку Игореве" является не какой-нибудь из князей, а вся Русская земля. Как вы понимаете эту мысль? Какая единая мысль и настроенность пронизывает все произведение? Какую очень важную для своего времени идею выразил автор "Слова о полку Игореве"?

В. И. Стеллецкий. Причеть-моление Ярославны. Стихотворное переложение

"Полечу кукушкой, – молвит, – по Дунаю,
Свой рукав шелко́вый омочу в Каяле,
Оботру кровавые, горюя, раны
На могучем теле лады-князя".
Ярославна на стене Путивля-града
Спозаранок плачет, причитая:
"Ветер, господин мой!
Для чего ты встречной силой веешь?
Для чего несешь на легких крыльях
Вражеские стрелы
На полки супруга-лады,
Или тебе мало в вышине под облаками веять,
Корабли лелеять в синем море?
Для чего же, господин, мое веселие
Ты в степи по ковыль-траве развеял?"
Ярославна на ограде города Путивля
Утром рано плачет, причитая:
"Днепр Словутич!
Средь степи великой, половецкой,
Ты пробил волна́ми каменные горы,
Ты ладьи лелеял Святослава
До полков Кобя́ка,
Прилелей ко мне ты ладу, господин мой,
Чтоб не слать к нему мне слез на море рано!"
На стене Путивля-града Ярославна
Спозаранок плачет, причитая:
"Солнце светлое, тресветлое ты, Солнце!
Всем тепло ты, ты для всех прекрасно!
Для чего же знойные лучи послало,
Господин мой,
Ты на воинов супруга-лады
И в степи безводной, половецкой,
Луки ты им жаждою свело
И колчаны горестью замкнуло?"

И. И. Козлов. Плач Ярославны. Вольное подражание

Княгине 3. А. Волконской

То не кукушка в роще темной
Кукует рано на заре -
В Путивле плачет Ярославна
Одна на городской стене:
"Я покину бор сосновый,
Вдоль Дуная полечу,
И в Каяль-реке бобровый
Я рукав мой обмочу;
Я домчусь к родному стану,
Где кипел кровавый бой,
Князю я обмою рану
На груди его младой".
В Путивле плачет Ярославна,
Зарей, на городской стене:
"Ветер, ветер, о могучий!
Буйный ветер, что шумишь?
Что ты в небе черны тучи
И вздымаешь и клубишь?
Что ты легкими крылами
Возмутил поток реки,
Вея ханскими стрелами
На родимые полки?"
В Путивле плачет Ярославна,
Зарей, на городской стене:
"В облаках ли тесно веять
С гор крутых чужой земли?
Если хочешь ты лелеять
В синем море корабли,
Что же страхом ты усеял
Нашу долю? для чего
По ковыль-траве развеял
Радость сердца моего?"
В Путивле плачет Ярославна,
Зарей, на городской стене:
"Днепр мой славный! ты волнами
Скалы половцев пробил;
Святослав с богатырями
По тебе свой бег стремил.
Не волнуй же, Днепр широкий,
Быстрый ток студеных вод, -
Ими князь мой черноокий
В Русь святую поплывет".
В Путивле плачет Ярославна,
Зарей, на городской стене:
"О река! отдай мне друга -
На волнах его лелей,
Чтобы грустная подруга
Обняла его скорей;
Чтоб я боле не видала
Вещих ужасов во сне,
Чтоб я слез к нему не слала
Синим морем на заре".
В Путивле плачет Ярославна,
Зарей, на городской стене:
"Солнце, солнце, ты сияешь
Всем прекрасно и светло!
В знойном поле что́ сжигаешь
Войско друга моего?
Жажда луки с тетивами
Иссушила в их руках,
И печаль колчан с стрелами
Заложила на плечах".
И тихо в терем Ярославна
Уходит с городской стены.

Вопросы и задания

1. Почему Ярославна трижды обращается к разным силам природы?

1. Найдите в плаче Ярославны характерные для народной поэзии черты. Сравните текст "Слова…" и его литературные переложения. Объясните значение фольклорных символов, возникающих в словах Ярославны.

1. Прочитайте переложения плача Ярославны В. И. Стеллецкого и И. И. Козлова. Чем отличаются эти тексты и что в них общего?

2. Какой образ стремились создать поэты?

Литература XVIII века

М. В. Ломоносов. Г. Р. Державин. Д. И. Фонвизин. Н. М. Карамзин.

О русской литературе XVIII века

"Осьмнадцатое столетие". Такое название дал своему стихотворению Александр Николаевич Радищев, выдающийся писатель-мыслитель, несгибаемый обличитель деспотизма, автор знаменитой книги "Путешествие из Петербурга в Москву", за публикацию которой поплатился длительной ссылкой в Сибирь. В 1801–1802 годах он в поэтической форме подводил итоги ушедшего века.

Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,
Будешь проклято вовек, ввек удивлением всех.
…………………………………….
О незабвенно столетие! радостным смертным даруешь
Истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек…

Противоречивая на первый взгляд оценка итогов прошедшего века объясняется противоречиями самой российской действительности той эпохи. Это был век созидания, торжества Просвещения, расцвета культуры, свободного человеческого разума и одновременно век разрушения, крови, восстаний, непримиримых противостояний. В XVIII столетии в России созданы выдающиеся произведения, истинные шедевры литературы, живописи, скульптуры, архитектуры, достигнуты крупные успехи в науке и технике.

Оценивая минувший век, Радищев отдавал должное Петру I и своей гонительнице Екатерине II, хотя был противником самодержавия и политики императрицы.

Мир, суд правды, истина, вольность лиются от трона,
Екатериной, Петром вздвигнут, чтоб счастлив был росс.
Петр и ты, Екатерина! дух ваш живет еще с нами.
Зрите на новый вы век, зрите Россию свою…

Итак, что же внес век восемнадцатый в историю отечественной культуры.

О русском классицизме

В тридцатые годы XVIII века основным направлением в русском искусстве становится классицизм. Его крупнейшими представителями в литературе были А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, Д. И. Фонвизин, М. М. Херасков, Я. Б. Княжнин, Г. Р. Державин, в живописи – А. П. Лосенко, Д. Г. Левицкий, в архитектуре – В. И. Баженов, М. Ф. Казаков. Что же их объединяло, какие задачи они ставили перед своим творчеством?

Слово "классицизм" образовано от латинского classicus, что значит "образцовый". В XVIII веке образцовыми считались произведения античного искусства, и классицисты стали обращаться к античности. Это выражалось в использовании писателями и художниками античных сюжетов и образов, элементов греческой и римской мифологии.

Следуя традициям древних авторов, а также европейских классицистов, русские писатели утверждали в своих произведениях идеи просвещенного абсолютизма, патриотизма, гражданственности, воспитания истинных сынов Отечества. Развитие этих идей вы увидите, читая оды Ломоносова и Державина. Однако наряду с восхвалением русские писатели позволяли себе высказывать критическое отношение к абсолютной монархии, обличать тиранию и произвол, попрание законов государства. Это способствовало развитию сатирической направленности русского классицизма.

Конфликты произведений классицизма всегда строились на столкновении долга, разума и чувства, и решались они в пользу долга, утверждения приоритета обязанностей перед государством, законами, нравственными нормами.

Классицисты строго следовали делению литературных жанров на высокие и низкие. К высоким относились ода, трагедия, героическая поэма, к низким – сатира, комедия, басня.

Материалы по теме:

Карта сайта