«Мгновения войны» — рассказ лётчика-истребителя. Воспоминания военного лётчика Воспоминания сов летчиков истребителей в вов

Оружейники снаряжают пушку ШВАК на истребителе ЛаГГ-3

Перед ужином, после боевых вылетов, летчики всегда получали водку. Обычно из расчета 100 граммов за каждый боевой вылет. Вспоминает Григорий Кривошеев: «В столовой стояли три стола – на каждую эскадрилью. Пришли на ужин, командир эскадрильи докладывает, что все в сборе, только после этого разрешают начинать. Старшина идет с красивым графином. Если эскадрилья сделала 15 вылетов, то в этом графине плещется полтора литра водки. Вот этот графин он ставит перед командиром эскадрильи. Комэск начинает разливать по стаканам. Если полные сто граммов – значит, заслужил, если чуть больше – значит, отлично справился с заданием, а недолил – значит, плохо летал. Все это молча – все знали, что это оценка его действий за прошедший день».

Герой Советского Союза И.П. Лавейкин с экипажем у своего ЛаГГ-3. Залазино, Калининский фронт, декабрь 1941 г.

А вот перед боевым вылетом большинство летчиков старались совершенно не пить спиртного. Вспоминает Сергей Горелов: «Того, кто позволял себе выпить, как правило, сбивали. У пьяного реакция не та. А что такое бой? Ты не собьешь – тебя собьют. Разве можно победить противника в таком состоянии, когда у тебя перед глазами вместо одного два самолета летают? Я никогда не летал нетрезвым. Выпивали мы только вечером. Тогда это было нужно, чтобы расслабиться, чтобы уснуть».

Завтрак на аэродроме под крылом ЛаГГ-3. Многие летчики жаловались, что после интенсивных вылетов пропадал аппетит, но, похоже, это не тот случай

Кроме водки, летчикам также выдавались папиросы (как правило, «Беломор» – по пачке на день) и спички. Вспоминает Анатолий Бордун: «Большинство наших летчиков меняло свои папиросы техникам на махорку. Она нам даже больше нравилась, чем «Беломор». Махоркой можно было сразу накуриться, чтобы во время вылета курить не хотелось. А техники с нами охотно менялись, потому что им пофорсить хотелось с папиросами. Ну а мы и так летчики, нам форсить не нужно!»

ЛаГГ-3 на конвейере завода № 21 в г. Горький (архив Г. Серова)

Технический состав кормили, конечно, несколько хуже, чем летчиков, но зачастую тоже неплохо. Отношения летчиков с техниками всегда были самыми теплыми, ведь именно от техника зависели исправность и боеспособность истребителя.

В кабине этого МиГ-3 с надписью «За Родину» на борту – Виталий Рыбалко, 122-го ИАП. Высотный мотор АМ-35А позволял развивать 640 км/ч на высоте 7800 метров, но у земли, по выражению летчиков, это был «утюг»

Конечно, среди технического состава были и женщины – и мотористки, и младшие специалисты по вооружению. Порой у летчиков завязывались с ними романы, которые иногда заканчивались свадьбой.

МиГ-3 129-го ИАП на стоянке

Многие летчики-истребители верили в приметы. К примеру, старались не бриться и не фотографироваться перед боевыми вылетами. Вспоминает Сергей Горелов: «Были и свои приметы: бриться утром нельзя, только вечером. Женщину подпускать к кабине самолета нельзя. Мне в гимнастерку мать вшила крестик, а потом я его перекладывал в новые гимнастерки».

Денежные аттестаты, которые истребителям выдавались за службу, они в основном отсылали родным в тыл. Возможность потратить деньги на себя была далеко не всегда, да и необходимости в этом не было. Вспоминает Виталий Клименко: «Перед началом перебазирования я отправил аттестат своей жене на получение с моей зарплаты денег, так как знал, что Зине и ее матери жилось в это время трудно. Нас же, летчиков, и во время войны неплохо снабжали продуктами питания, одеждой. Мы ни в чем не нуждались… Поэтому все фронтовики, как правило, посылали свои аттестаты своим женам, матерям, отцам или родственникам, так как в тылу было особенно тяжело с питанием».

Стирали свою форму летчики, как правило, сами. Особых хлопот с этим у них не было, поскольку на аэродроме всегда стояла бочка с бензином. Они кидали туда гимнастерки, штаны, потом одежду достаточно было потереть, и вся грязь от нее отлетала, форму оставалось только прополоскать и высушить!

Группа МиГ-3 патрулирует над центром Москвы

Мылись летчики раз в двадцать-тридцать дней. Им устраивали полевые бани. В палатках устанавливали печки и котлы. Там стояли бочки – одна с холодной водой, другая с кипятком, – рядом лежала ржаная солома. Получив мыло, летчики запаривали солому кипятком и терлись ею, как мочалкой.

Но иногда летчика могли вызвать на боевой вылет даже во время мытья. Вспоминает Анатолий Бордун: «Погода ухудшилась, и у нас по случаю отсутствия вылетов организовали баню. Мы моемся, и вдруг сигнальная ракета взлетела. Как потом оказалось, распогодилось немного и бомбардировщики к нашему аэродрому вышли, а от нас требовалось их сопровождать. Соответственно, мы из бани выскочили. Я успел надеть только штаны и рубашку. У меня даже волосы остались намыленными. Вылет прошел благополучно, но если бы меня сбили, думаю, подивились бы на земле, что летчик едва одетый и голова в мыле».

1943 год стал переломным в воздушной войне на Восточном фронте. Причин тому было несколько. В войска стала массово поступать современная техника, в том числе и получаемая по ленд-лизу. Массированные бомбардировки немецких городов заставляли немецкое командование держать большое количество истребительной авиации в ПВО страны. Не менее важным фактором стало возросшее мастерство и выучка «сталинских соколов». С лета и до самого конца войны советская авиация завоевала господство в воздухе, которое с каждым месяцем войны становилось все более полным. Вспоминает Николай Голодников: «После воздушных боев на «Голубой линии» Люфтваффе постепенно утрачивали господство в воздухе, и к концу войны, когда господство в воздухе было утеряно окончательно, «свободная охота» осталась единственным способом ведения боя немецкой истребительной авиацией, где они достигали хоть какого-то положительного результата». Люфтваффе оставались исключительно сильным, умелым и жестоким противником, отважно сражавшимся до самого конца войны и порой наносящим весьма болезненные удары, но на общий итог противоборства это повлиять уже никак не могло.

Воспоминания летчиков истребителей

Клименко Виталий Иванович

Виталий Клименко в классе училища перед стендом с мотором М-11

Рядом, в 100–125 км от Шауляя, проходила граница с Германией. Близость ее мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или в крайнем случае звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли?! Я помню, как во время выборов в Верховные Советы Эстонии, Латвии и Литвы мы барражировали на низкой высоте над г. Шауляй.

За этот подвиг и за 16 сбитых вражеских самолетов Петр Терентьевич Кальсин командованием 3-го Украинского фронта был представлен к званию Героя Советского Союза, но звание так и не получил, поскольку, буквально, через несколько дней после совершенного подвига, 20 декабря 1943 г. во время боевого вылета погнался за самолетом противника в облачность и пропал без вести. Весной 1944 года младший лейтенант Алексей Федирко под Кишиневом произвел посадку, чтобы спасти своего друга, Алексея Ворончука, самолет которого был сбит над территории, занятой противником. Но не удалось, при разбеге их самолет налетел на препятствие и не смог взлететь. Раненых летчиков взяли в плен. Буквально за полтора – два месяца до окончания войны летчик полка Александр Пчелкин, чтобы спасти Александра Мастеркова, который покинул горящую машину с парашютом, сел к противнику, как выяснилось позже, территория эта уже была освобождена нашими войсками, ему не удалось спасти друга, потому что Саша Мастерков покидал сгоревший самолет на малой высоте методом срыва, купол парашюта был опален и не наполнился полностью. Высоты было мало, Александр Мастерков разбился и вот погибшего товарища в одноместном истребителе Александр Пчелкин привез на свой аэродром. Имя Александра Борисовича Мастеркова сейчас носит одна из улиц его родного города Москвы. Мне хотелось бы рассказать еще о нескольких боях в Донбассе. Весной 1943 года полк базировался на аэродроме «Половинкино» в Старобельске. 8 фашистских истребителей на рассвете внезапно атаковали наш аэродром и сожгли 2 самолета. Командир полка поставил задачу отыскать, где базируются фашистские истребители и нанести ответный удар. На разведку вылетели три пары истребителей. Одну пару возглавлял командир эскадрильи Николай Дмитриев, вторую пару возглавлял мой заместитель Игорь Шардаков, а третья пара были мы с Женей Быковским. Игорь Шардаков пошел в район Артемовска, а мы с Женей Быковским пошли разведывать аэродромы в районе Крамоторской и Константиновки. Линию фронта, которая проходила по реке Северский Донец, мы прошли на большой высоте вглубь территории противника, а затем снизились до бреющего полета и выполняли полет с юга на север в сторону вражеского аэродрома. Немцы, видимо приняли нас за своих, и принялись выкладывать посадочные знаки. На Крамоторском аэродроме мы обнаружили около шестидесяти фашистских бомбардировщиков и около пятидесяти истребителей, разведчиков и других одномоторных самолетов. Данные разведки сообщили командиру полка. Командир полка решил незамедлительно атаковать Крамоторский аэродром. Мы полетели, причем для того чтобы вылет был внезапным, мы не стали делать это как обычно на рассвете или перед наступлением темноты, а для того чтобы немцы не ждали, решили вести штурмовку аэродрома в обеденные часы. Налет был действительно внезапным - немецкие истребители не успели взлететь. Мы сожгли несколько фашистских самолетов на аэродроме, и один самолет в воздухе сбил мой ведомый - Виталий Попков. После этого удачного налета немцы на следующий день привезли на наш аэродром вымпел, причем было это так – на рассвете над аэродромом внезапно появилась четверка фашистских истребителей Bf-109, они пришли на большой высоте примерно четыре тысячи. Наша четверка дежурила в самолетах Ла-5, мы вместе с Сашей Пчелкиным взлетели, чтобы вступить в бой с фашистскими истребителями, но «мессеры», минуя нас, спикировали на аэродром, не вступив в воздушный бой, и сбросили вымпел. В записке было сказано, причем записка была написана на русском языке, что за то, что мы вчера штурмовали Крамоторский аэродром, мы должны ждать столько бомб на наш Старобельский аэродром, сколько гороха в той банке, в которой была вложена записка. Да, действительно, в банке было много гороха. 2-я эскадрилья решила ответить на письмо фашистов. Отвечали примерно так, как Запорожцы турецкому султану, одним словом мы дали понять немцам, что мы не боимся их угроз, но на всякий случай, чтоб они поняли, с кем имеют дело, мы решили еще сделать налет и еще уничтожили несколько фашистских самолетов. О переписке, которая завязалась между немцами и нашими летчиками, узнало командование. Оно, конечно, сделало мне соответствующее внушение, и мы прекратили дальнейшую переписку. Было принято решение нанести более ощутимый удар по аэродрому врага. Удар по аэродрому противника в «Краматорской» наносили несколько восьмерок штурмовиков Ил-2, которых прикрывала группа истребителей нашего братского 106-го истребительного авиационного полка, под командованием майора Михаила Васильевича Кузнецова. Нашей восьмерке было приказано сковать аэродром противника, сковать истребители противника, не дать им взлететь. Подошли к немецкому аэродрому на несколько минут раньше до подхода нашей группы штурмовиков. Штурмовики опоздали, нам пришлось целых 15 минут ждать наших товарищей над аэродромом противника, не давая взлететь истребителям врага под сильным зенитным огнем. Вспоминая налет наших штурмовиков на аэродром «Крамоторская», я невольно вспомнил налет фашистских самолетов в первый день войны на наш аэродром «Пружаны», где немцы уничтожили много наших самолетов. Но в этот раз наши Илы, которые выполнили по шесть-восемь заходов, уничтожили почти все бомбардировщики, которые стояли крыло в крыло в линию, взрываясь под собственными бомбами. Горело очень много истребителей и разведчиков противника. Аэродром буквально пылал, причем, если в начале, когда мы пришли, чтобы не дать истребителям взлететь и зенитки сильно обстреливали наши истребители, то сейчас штурмовики подавили зенитный огонь и работали над фашистским аэродромом как над полигоном. По данным агентурной разведки немцы в течение нескольких недель вывозили разбитую технику с аэродрома «Краматорская». События, о которых повествует Иван Павлович, легли в основу художественного фильма Леонида Быкова « В бой идут одни старики». После войны в 5- ГИАП, который располагался в Южной группе войск, приехала группа работников искусств, в том числе и Л.Ф.Быков, которому приехавший туда же Виталий Иванович Попков рассказал о боевом пути 2-й эскадрильи. Именно в тот момент Л.Ф.Быкову пришла идея создать свой знаменитый фильм о летчиках-истребителях, и, что очень важно, ему удалось передать атмосферу фронтового братства и взаимовыручки, величайшего летного мастерства и тонкого юмора, царившую в эскадрилье и созданную во многом благодаря ее командиру Ивану Павловичу Лавейкину. Вспоминается еще один бой в Донбассе. Помню, как к нам на аэродром приехал командир танкового корпуса генерал-лейтенант Ефим Григорьевич Пушкин. Он показал нам танки, с интересом осматривал самолеты, садился в кабину самолета. Попросил показать учебный воздушный бой, который ему продемонстрировали летчики моей эскадрильи Виталий Попков и Георгий Баевский. Командир танкового корпуса сказал нам, что скоро они ждут приказ о наступлении. В день наступления в районе Изюма и Червоного Шахтера мы видели танковый бой корпуса генерал-лейтенанта Е.Г.Пушкина. Со стороны немцев было несколько сотен танков, много танков было и с нашей стороны. Наши танки, едва форсировав Северский Донец, сразу же после прохождения переправы, с ходу вступали в бой, в то время как фашисты уже успели развернуться. Много танков врага уничтожили танкисты генерала Пушкина. В этом бою наш командир Василий Александрович Зайцев по радио помогал танкистам, он передавал нашей артиллерии координаты целей, передавал информацию - где в какой балке, у какого населенного пункта сосредотачиваются фашистские танки - таким образом, помогал танкистам вести танковый бой, который был очень тяжелым. Танки вели огонь с места, видны были танковые тараны. Мы были на малой высоте буквально 100-200 м. прикрывая с воздуха наших. Вначале наша группа состояла из 12 самолетов, затем многие ведомые летчики, с разрешения командира полка, пошли на аэродром, - горючее заканчивалось. Буквально на последних каплях бензина продолжали прикрывать танкистов командир полка В.А.Зайцев, В.Попков и я. Мы прилетели на свой аэродром буквально на исходе горючего, но все закончилось благополучно. 27 апреля 1943 года над аэродромом «Половинкино» внезапно появилась группа фашистских самолетов, она состояла из 26-ти Bf-110 и 8-ми Bf-109. 34 фашистских самолета оказалось над нашим аэродромом, а у нас было мало готовых к вылету истребителей Немцы сходу нанесли удар по соседнему аэродрому, где базировались наши «Бостоны», и уже находились на боевом курсе для налета на город Старобельск. В этот момент без приказа командования с нашего аэродрома взлетел дежуривший в истребителе прекрасный товарищ, летчик нашего полка младший лейтенант Евгений Власович Быковский. Его ведомый Георгий Баевский несколько отстал, на минуту-полторы задержавшись с запуском двигателя, и вот на глазах всего личного состава полка Евгений Быковский врезается в группу фашистских бомбардировщиков и, не обращая внимания на шквальный огонь стрелков, идет на сближение с ведущим. Видно было по всему, что фашистская группа пыталась выполнить второй заход и разбомбить город Старобельск, но фашистский ас - ведущий группы заметил приближение нашего истребителя, и вся группа повернула на юг. В этом бою Евгений Власович погиб, его самолет падал, отвесно пикируя, пушки самолета продолжали вести огонь, видимо тяжело раненный летчик прощался с нами. Самолет упал недалеко от станции «Половинкино», упал в болото, горел бензин, но достать самолет или тело нашего товарища нам не пришлось - невозможно было. Шагах в пятидесяти - шестидесяти от места падения Жени Быковского была сооружена импровизированная могила. Похоронили фотографию Жени и как- то случилось так, что могилу размыло весенними паводками. Много лет прошло, а на месте воздушного боя одного нашего истребителя с 34 фашистскими самолетами не осталось ни памятника, ни могилы. Красные следопыты - пионеры московской школы № 589 и пионеры школы № 3 города Старобельска начали поиски места гибели Жени Быковского, разыскали родных: отца, мать, сестру Жени. Московские ребята поведали Старобельским пионерам о том, как проходил этот воздушный бой, о том, что до этого воздушного боя Женя Быковский сделал более ста боевых вылетов, сбил 9 фашистских самолетов и пионеры вместе с ветеранами полка выступили с ходатайством перед командованием о присвоении Е.В.Быковскому звания Героя Советского Союза посмертно. В 1965 году к 20-тилетию Победы над фашистской Германией в районе Старобельска недалеко от станции «Половинкино» на средства пионеров и школьников города Старобельска с помощью рабочих завода железобетонных конструкций и рабочих тракторных мастерских был воздвигнут памятник Герою-летчику. Памятник был открыт 8 мая 1965 года, а 14 мая 1965 года Евгению Власовичу Быковскому было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Много боев проведено в годы войны летчиками нашего полка. Мне пришлось за годы войны совершить около 500 боевых вылетов, я провел 106 воздушных боев, лично сбил 24 самолета противника, 15 самолетов было сбито в групповых воздушных боях. Что можно сказать об общем характере воздушных боев с фашистскими летчиками. Как правило, немцы равными группами в бой не вступали, если у них было большое преимущество, они вступали в воздушный бой, а если самолетов было одинаковое количество, старались нанести удар сзади, из-за облачности, со стороны Солнца - один удар и выход из атаки. Все мы были уверены в том, что в лобовых атаках, на встречных курсах нам нечего беспокоиться - мы знали, что фашист не выдержит, фашист свернет, что советский летчик смелей в атаке. Когда нервы немцев не выдерживали, наши летчики умело пользовались этим, как только фашистский истребитель отворачивал, сразу же меткой очередью самолеты врага сбивались. Как уже говорил Иван Павлович, Во время Курской битвы и Битвы за Днепр группам, которые возглавлял И.П.Лавейкин, часто приходилось вести воздушные бои с превосходящими по численности группами противника. Так, 20 июля 1943 г., прикрывая переправу через Северский Донец и войска на плацдарме южнее поселка «Червонный Шахтер», ведомые Гвардии капитаном И.П.Лавейкиным 12 Ла-5 вступили в бой с 35-ю Bf-109F и FW-190, 12-ю He-111 и 18-ю Ju-87. Сбито 7 самолетов противника, из которых два Bf-109F сбил ведущий группы. 15 августа 1943г. в районе Изюма 9 Ла-5 И.П.Лавейкина вступили в бой со 120-ю самолетами противника. В результате воздушного боя нашими летчиками было сбито 6 и подбито 4 самолета противника. 14-го октября 1943г., прикрывая войска в районе Запорожья, наша восьмерка Ла-5ФН встретилась с 25-ю Ju-87, 13-ю Ju-88, 4-мя FW-190 и 2-мя Bf-109G; сбито 4 самолета противника, из которых Ju-88 и Ju-87 сбил Гвардии майор Иван Павлович Лавейкин. В немецкую тактику воздушного боя входило в первую очередь определять и сбивать ведущих групп наших самолетов. Для этой цели на большой высоте над происходящим воздушным боем, как правило, барражировало звено самых опытных летчиков-инспекторов. Немцы, зная позывные, бортовые номера и летный почерк постоянно охотились за лучшими летчиками 5-го гвиап. Так, над островом Хортица на Днепре в районе Запорожья, И.П.Лавейкин неожиданно был атакован 4-мя Bf-109G. Это произошло, в тот момент, когда вся наша группа уже возвращалась на свой аэродром. Иван Павлович сразу перевел бой на вертикали, и с разной частотой выполняя вертикальные маневры, сумел создать невыгодную для немцев обстановку. Не давая противнику возможность прицельно вести огонь, сам сбивает сначала одного, а затем второго. Вернувшиеся летчики группы могли только наблюдать удалявшихся с большой скоростью двух оставшихся инспекторов. 24 августа 1943 года нам с Николаем Павловичем Дмитриевым – командиром первой эскадрильи было присвоено звание Героя Советского Союза. В конце августа 1943 г. Н.П.Дмитриев был тяжело ранен в воздушном бою, покинул горящий самолет, потерял глаз и получил сильные ожоги. После лечения вернулся в полк. 1 августа 1945 г. трагически погиб. Похоронен на Ольшанском кладбище в Праге. Большая радость была для всего летного состава полка - в этот же день звание дважды Героя Советского Союза получил наш любимый командир Василий Александрович Зайцев. В.А.Зайцева и В.П.Рулина - нашего боевого комиссара летчики любили и уважали - весь личный состав, все гвардейцы. Мне пришлось покинуть родной полк, будучи гвардии майором заместителем командира полка в ноябре 1944 года. Я был назначен в группу инспекторов по воздушному бою Управления истребительной авиации, Главного Управления боевой подготовки фронтовой авиации ВВС КА вместе с другими товарищами. Старший у нас был подполковник Андрей Григорьевич Ткаченко, в группе были Павел Ильич Песков, дважды герой Советского Союза Арсений Васильевич Ворожейкин, Герой Советского Союза Константин Михайлович Трещев и другие. Нашей группе инспекторов по воздушному бою посчастливилось участвовать в боевом вылете 1 мая 1945 г., в котором летчики дивизии в то время подполковника Лобова Георгия Агеевича, впоследствии генерал-лейтенанта авиации, Героя Советского Союза, в составе группы из 17 самолетов Як-3 сбросили два красных полотнища с надписью «Победа» и «Да здравствует 1-е Мая» над Рейхстагом. В то время красные полотнища на стенах Рейхстага тут и там устанавливали представители наземных войск. Командующий 2-й Воздушной армии Степан Акимович Красовский, совершенно справедливо полагая, что летчики не менее заслуживают такое же право, отдал Приказ сбросить Знамя Победы над пылающим Рейхстагом во славу всех живых и погибших в воздушных боях летчиков, что и было выполнено нами на глазах у всех, кто только что закончил его штурм. На обратном пути на Берлинский аэродром «Альтено», группа встретилась с несколькими самолетами противника FW-190. Иван Павлович резко развернул свой Як-3 и атаковал одного из них. Самолет быстро вырос в прицеле, и оставалось только нажать на гашетки пушки и пулеметов и в этот момент Лавейкин увидел, что за штурвалом «фоккера» сидит еще совсем молодой пацан, бестолково крутящий головой. Иван Павлович не стал его сбивать – заканчивалась великая и страшная война и, наверное, этот немец поживает сейчас в Германии, так и не узнав, кто оставил ему жизнь. После Войны я закончил две Академии: Военно-воздушную Краснознаменную Академию в Монино и Академию Генерального штаба. 25 лет пролетал практически на всех типах отечественных истребителей, в том числе и на сверхзвуковых. Пять лет командовал авиадивизиями на Сахалине и в Северной Группе войск, и основное внимание всегда уделял подготовке личного состава для полетов ночью в сложных метеоусловиях. В музее авиации в Монино сохранился самолет УТИ МиГ-15, на котором И.П.Лавейкин принимал на классность для полетов в СМУ летный состав дивизии, которой командовал на Сахалине. Научный сотрудник музея полковник Владимир Васильевич Осипов, кстати говоря, уже послевоенный ветеран 5-го гвиап, просматривая формуляры самолета, обнаружил, что после перегонки его с Дальнего востока на аэродром «Чкаловская», на этом же МиГ-15-м летали Ю.А.Гагарин, Г.С.Титов и другие члены отряда космонавтов. В 1962 г., проходя службу в Северной группе войск, Иван Павлович был одним из первых пяти командиров дивизий, вылетевших на только поступавшим в авиационные части МиГ-21. В настоящее время являюсь заведующим кафедрой ВВС в Военной Академии им. М.В.Фрунзе и самой большой потерей в жизни считаю потерю возможности летать. Но тут уже ничего не поделаешь, военные врачи строго подходят к здоровью летного состава, и приходит время, когда приходится расставаться с летной работой. Иван Павлович, к своему большому сожалению, был вынужден уйти с летной работы в самом расцвете сил в возрасте 43-х лет по настоянию врачей из-за небольшого одностороннего снижения слуха, произошедшего во время Войны, абсолютно не мешавшему радиообмену. Более 20 лет был заведующим кафедрой ВВС в Военной Академии им. М.В.Фрунзе, где проявился его талант педагога. Многие «афганцы», получившие звание Героя Советского Союза являлись его слушателями, в том числе Р.С.Аушев, В.В.Пименов, П.С.Грачев и многие другие. После выполнения космического полета мне довелось совершить много поездок по стране и за рубежом, бывать и в воинских частях. Очень часто ко мне подходили выпускники Академии и говорили самые теплые слова об Иване Павловиче, своем учителе - заведующем кафедрой ВВС, который по их словам проводил необычайно интересные занятия по боевому применению фронтовой авиации, сопровождавшиеся конкретными примерами и фактами времен Великой Отечественной Войны. Я хочу пожелать всем ветеранам 5-го Гвардейского Берлинского Краснознаменного ордена Богдана Хмельницкого истребительного авиационного полка, а также тем, кто продолжает служить в этом полку под нашим Гвардейским Знаменем здоровья, счастья и благополучия. Генерал-майор авиации Герой Советского Союза Кандидат военных наук И.П.Лавейкин В 1989 году мне посчастливилось побывать и в 5-м гвиап. Это была незабываемая встреча. С какой гордостью личный состав полка носил звание Гвардейцев. В части были созданы замечательный музей и аллея Героев. Встреча произошла в Доме офицеров, где летчики 2-й эскадрильи исполнили «Смуглянку», а я песни, написанные моим командиром Юрием Романенко в космическом полете. Позже на берегу озера Балатон мы подняли чарку в память всех ветеранов этого прославленного, одного из самых лучших в Военно-воздушных силах полка. В ходе войны летчиками полка произведено 23 883 боевых вылета, проведено 1 197 воздушных боев, в которых сбито 729 самолетов противника - второй результат в ВВС по количеству сбитых самолетов противника. 5-й гвиап был расформирован в годы «Перестройки», несмотря на то, что носил звание «Берлинский», и по всем законам воинской чести и Приказу Народного комиссара обороны расформированию не подлежал. Иван Павлович Лавейкин уже не был этому свидетель. Он скончался 2 декабря 1986г. в возрасте 65 лет, не дожив месяца с небольшим до старта космического корабля «Союз-ТМ2», с экипажем в составе командира - дважды Героя Советского Союза Юрия Викторовича Романенко и бортинженера Александра Ивановича Лавейкина. В период Великой Отечественно войны И.П.Лавейкин совершил 498 боевых вылетов, в том числе на прикрытие наземных войск 276 вылетов, на штурмовые действия по войскам и технике противника 67 вылетов, на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков 75 вылетов, на разведку войск и аэродромов противника 38 вылетов, на бомбометание 26 вылетов, на блокирование аэродромов противника 4 вылета, на перехват самолетов-разведчиков 3 вылета, на «охоту» 9 вылетов. Общий боевой налет составил 435 ч. 36м. Провел 106 воздушных боев, в которых лично сбил 24 самолета противника и 15 в паре с ведомыми.

Мухмедиаров Владимир Михайлович у своего, Як - 9У, Апрель 1945 г.

Я, Владимир Михайлович Мухмедиаров, родился в Москве, в 1923 году. В Москве я учился, жил с родителями. Родители мои были простые рабочие. Семья была большая, пятеро детей - четыре сына и дочка.

Школа, в которой я учился, была подшефной издательству «Правда». Оттуда и в пионерские лагеря ездил. Примерно в шестнадцать лет я поступил в аэроклуб…

- Вы сами поступили или по направлению?
Сам поступил. Когда я аэроклуб окончил, мне не было и восемнадцати, и потому в училище меня не взяли. Потом зимой 1940 года я стал летать в другом аэроклубе, Железнодорожный аэроклуб.
- Какое образование Вы получили?
Средняя школа и училище. Семь классов я окончил. Среднюю школу закончил уже, в армии, вечернюю. У меня было среднее офицерское образование, и положено было иметь общее среднее.

- В чем заключалось обучение в аэроклубе?

В аэроклубе была программа. Сначала теория, а потом практика. Летали на «По-2» с инструктором, взлет-посадка. Потом, пилотаж, в зоне. Петля, все боевые развороты, виражи. Это с инструктором. А потом инструктор разрешал самостоятельный полет. В заднюю кабину ставили мешок с песком, что бы центровка самолета не менялась…

- Сколько вылетов Вы выполнили до самостоятельного полета?

С инструктором примерно вылетов пятнадцать. А во втором аэроклубе я уже на шестом вылете вылетел.

В начале 1941 года, наверное, в феврале, приехали инструктора с Черниговского военного училища, проверили, как кто летает, и лучших отобрали в кандидаты.

После этого данные на меня из военкомата направили в училище. В Черниговское училище я приехал в начале апреля.

Медицинскую комиссию я прошел, а на мандатной говорят:

Тебе, еще нет восемнадцати лет. Поедешь обратно.

Я говорю:

Восемнадцать мне будет в конце апреля.

Ну ладно, оставим тебя.

Оставили. Учился я с 1941 года по 1943 год. Когда война началась, учить стали ускоренными темпами, по укороченной программе...
Первое время мы обучались на «И 15 Бис» и «И-16». Были еще «И-5», но на них не летали, а рулили и учились идти на взлет. С них сняли обшивку с крыльев, чтобы не взлетали. Это из-за того, что у нас спарок «И-15 Бис» не было.

- Как Вы узнали о том, что война началась?

О войне нам объявили.

Мы с винтовками начали ходить, с противогазами. Начали самолеты растаскивать с аэродрома в лес. Как бы замаскировывали.

Первое время мы ничего не знали. И вдруг смотрим, летит какой-то самолет. На высоте полторы тысячи, не понимаем: чужой или свой. А потом, что-то из него посыпалось. Кто-то успел сказать:

Листовки бросают что ли?

А потом эти «листовки» как начали визжать… Немцы для паники на стабилизаторе бомб делали свистульки. Что бы шуму больше было. Бомбы упали как раз на рулежку. Троих убило, а человек десять ранило.

- А когда это примерно было?

Это было значит в июне. Как только началась война, в первые дни…

Их разведчики и до войны на Чернигов уже летали. Я помню как над Черниговом «И-16» взлетел на перехват, но догнать он не смог. «Юнкерс» улетел, у него хорошая скорость была.

Через некоторое время нас эвакуировали под Ростов, на полевые аэродромы. Одна эскадрилья была в Мечотинской, другая в Егорлыкской. А наша эскадрилья оказалась на станции «Верблюд», это город Зеленоград…

- Вас эвакуировали вместе с самолетами?

Да, с самолетами. Самолеты на платформах, а мы в грузовых вагонах, в которых устанавливали нары…

- У многих училищ самолеты забирали, а у Вас как?
Нет, мы все время были со своими самолетами.

Под Ростовом мы немного полетали, и опять, когда немцы подошли, нас эвакуировали. Теперь уже в Среднюю Азию. Туда многие училища погнали. Некоторые ехали в Баку, а оттуда переправлялись в Среднюю Азию. А мы поехали окружным путем: через Саратов, Сталинград. Ехали зимой 1941-1942 года, долго. Через Казахстан, через Ташкент, приехали в Кызыл-Арват, это в Туркмении. Других училищ поблизости не было.

В Кызыл-Арвате осталась основная эскадрилья, и весь штат училища. А остальные эскадрильи разбросали по полевым аэродромам.

Летали много. Нас стали быстрее готовить по ускоренной программе. Летчики нужны были.

Я училище закончил в 1943 году, вместо четырех лет, за два года. Подготовка была слабая. По существу, только пилотирование. Сначала на «И-16». На «УТИ-4» (был такой самолет учебный, спарка) я почти всю программу выполнил. Потом в 1942 году, к нам «Яки» прислали. Их клепали в Саратове.

На «Яках-1» я тоже программу прошел, опять взлет-посадка, и в зону на пилотаж.

- Ваше отношение к «И-15», к «И - 16»?

Ни догнать, ни удрать...

- А к «Якам» как Вы относились?

Конечно, «Як» намного сильнее был и «И-15», и «И -16». Чувствовалось, уже по тому, как он на взлет шел…

- Какой самолет было легче осваивать, какой сложнее? Какие преимущества были у «И-15»? «И - 16»? У «Яка»?

«И- 16» - сложный самолет. Он на посадке был очень строгий, и наверху когда пилотируешь, он всегда мог в штопор сорваться. В такой, неопределенный, не пилотажная фигура.

Немцы на нем боялись летать. В свое время по договору наши летчики полетали на «Мессерах», а немецким предложили «И - 16». Они полетали и признали его очень строгим.

- Все говорили, что из штопора «И -16» всегда выходил легко.

В основном, нормально выходил. Но иногда запаздывал. Переходит в пикирование, а потом, уже с пикирования, выходит…

«Як» на взлете-посадке был проще, чем «И -16». «Як» садился до критических углов атаки крыла. А «И-16» садился все время на критических углах атаки. Чуть-чуть, немножко переберешь, он сразу валился на крыло…
- Когда Вы попали в училище, в какую форму Вас переодели?
Курсантская форма… Солдатское все, только нашивки и петлицы курсантские. Да, и еще «птички».

- А как кормили?

Кормили нормально.

- Когда под Ростов переехали, там как кормили?

Не особо, но тоже нормально. Летный состав нужно кормить, чтобы он в обморок не упал. Вот в Средней Азии плохо кормили.

- А какие были развлечения в училище: концерты, кино?

В Чернигове был дворец культуры, туда в кино водили. Но это было редко.

- В начале войны Вы знали, о том, что наши бомбили Берлин в 1941 году?

В училище в 1941 году курсанты рано вставали, около динамика собирались и слушали передачи. И вот в 1941 году услышал, что «Ил -4» ходили на Берлин. Восприняли хорошо. Нас-то бомбят, а почему мы не можем бомбить?

Правда, «Ил -4», это ворона, а не самолет. Но добрались, побросали бомбы. А потом немцы Эстонию заняли, и уже недолетали никакие наши самолеты.
- В Средней Азии Вам сменили форму? Например, панамы выдали?
Нет… Их вообще не было во время войны. Они появились уже в послевоенное время.

В Средней Азии, даже кирзовых сапог нам не давали. Ходили в ботинках с обмотками. Потом где-то произошла катастрофа, посчитали, что во время пилотирования обмотка размоталась, в рули попала… Признали, что в самолет в обмотках садиться нельзя. У нас была одна пара сапог, и как летать, то переобуваешься в эти сапоги, и в самолет.

Кормили в основном рисом. Ну и «шрапнель», мы так называли перловку. Мясное - баранина и верблюжатина. Питания не хватало. Иногда, когда были длительные полеты, давали второй завтрак - бутерброды…

В Кызыл-Арвате жили в глиняных казармах, сами их строили. А крыши соломенные…

А на аэродроме Кодж мы жили в летних палатках, это в районе песков Кара-кума, у железнодорожной станции Кодж. Там был один колодец на восемнадцать километров. Потом холодать стало, поставили зимние двойные палатки. Сами мастерили печи с длинной трубой, чуть ли не вокруг всей палатки, так что дым выходил уже холодный… Вот, так и жили…

- В районе Кызыл-Арвата, там же толком аэродрома не было…

Вот там аэродромы были по десять-пятнадцать километров. Там, в Туркмении, ничего не росло, такыры были. Это плоская растрескавшаяся земля, километров на десять. Справа у нас горы были, там Иран начинался…

- А солончаки попадались?

Туда мы ходили, дрова заготовлять для кухни. Рано утром, пока еще солнца нет, ходили в пески - саксаул искали, вырывали их и таскали на кухню. А уж потом мы летали, потому что днем в пески не пойдешь, жара сильнейшая, до сорока градусов в тени.

Был один колодец. Глубина пятнадцать метров. Вода - холоднющая.

Потом мы, наверное, с восьми часов примерно, начинали летать, И летали примерно до одиннадцати. Потом полеты прекращались. Наступал период полного затишья, никакого движения, ничего.

Самолеты мы на половину зарывали, в песок. Опасались сильного ветра, особенно ветра, который назывался «афганец».

На «Яках» программа была короткая: взлет-посадка, зона. Ну и немножко полетали строем.

- Вы за время подготовки, сколько всего вылетов сделали?

До фронта? Небольшой. В книжке есть. Вот: «У-2», налетал пятьдесят семь часов. «УТИ- 4»- двадцать четыре с половиной часа…

Училище я окончил в марте 1943 года.

Выпустили группу. Нас вдвоем направили в Саратов, в запасной авиационный полк. В Саратов я приехал за три дня, опять через Казахстан. Аэродром находился в Багай-Барановке. Там в ЗАПе должны тренироваться… Но мы там бездельничали, потому что не было самолетов, ждали откуда-то самолеты. Потом нас отправили на Ленинградский фронт.

- Вы в каком звании училище окончили?

Младший лейтенант.

- А лейтенанта когда получили?

Лейтенанта получил в 14-м полку. После войны, по-моему.

- Как отбор осуществлялся тех, кто поедет в Ленинград?

Никакого отбора не было. Туда отправляли, где летчиков не хватало. В сентябре 1943 года вызвали в штаб, вручили предписание… Ехал через Москву. Сначала в Кобону, от Кобоны на пароходе. Потом в Марьин нос, и на Финляндский вокзал. В штабе армии на Дворцовой площади получил направление под Волхов.

Опять на пароходе через Ладогу в Кобону, а с Кобоны добирались, кто, как может. На машине приехали в «Плеханово». Там состоял 159-й полк Покрышева на «Лавочкиных», и 196-й полк на «Аэрокобрах». Командовал им Андрей Чирков - Герой Советского Союза.

Я попал в 196-й полк. Стал переучиваться на «Аэрокобре». Она с передним колесом, а потому у нее посадка непривычная… Но сначала я летал на «Киттихауке», чтобы ознакомиться с приборной доской. Непривычно: футы, мили… Все время приходилось пересчитывать в голове. Сколько километров, туда-сюда. Посадка, такая же, как у «Яка», поэтому летал только ради знакомства с приборной доской.

- И как Вам после «Яка» показался «Киттихаук»?

Барахло… В смысле пилотажа «Як» был лучше. Но оборудован хорошо, радиостанция хорошая, обзор великолепный. Я на нем несколько вылетов сделал. А потом на спарке. Летчиком-инструктором у нас был эстонец. Ему не удавалось лететь на фронт, и он занимался тем, что на спарке вывозил молодых летчиков.

- Спарка «Киттихаук» - это что переделка?

Подробностей не знаю, но, по-моему, переделывали у нас. И когда моторесурс выходил, наш «105-й» мотор ставили.

После нескольких полетов на спарке, инструктор меня перевел на «Аэрокобру».

Познакомился с «Аэрокоброй», сделал как бы взлет, но останавливался, так чтобы почувствовать его на взлете. А потом взлетел, все нормально. Когда посак делаешь, немножко не добираешь ручку, а потом он сам заваливается на переднее колесо. Обзор хороший, двигатель сзади стоит. По-моему, «Алиссон» - хороший мотор, вот я до сих пор помню, а планер у американцев был перетяжеленный. Вооружение: «37» миллиметровая пушка, два крупнокалиберных пулемета через винт, и четыре «Кольт-браунинга» в крыле. Как дашь очередь, так сплошной фейерверк.

- Разговоры ходили, что «Кобра» в штопор сваливается?

Про это сейчас расскажу.

Все наши самолеты примерно три тонны весили. «Як», к примеру, до трех тонн был. «Лавочкин» три с чем-то. А у «Аэрокобры» полетный вес - шесть тонн. Вооружения много, бензина много. Тяжелый самолет. Мы стояли вместе с «Лавочкиными», но для «Кобр» специально полосу выделили и удлинили. Потому что «Кобре» надо дольше бежать, что бы оторваться.

Кстати, прилетел как-то командир дивизии Матвеев:

Что это за самолет «Кобра»? А ну-ка я на него сяду.

И взлетать начал не по полосе для «Кобр», а по той, где взлетали «Лавочкины». Сморим: бежит, бежит, бежит, аэродром кончается. Ну, думаю все, поминать будем. Но оторвался, качается, но взлетел. Кое-как набрал высоту. Сел нормально, зарулил, плюнул и ушел, и не стал ни с кем разговаривать.

Я как-то еду с ним на электричке в Пушкин, там расположен музей 275 дивизии, и говорю:

Как же так, - говорю, - Вы чуть не разбились на «Кобре»?

А Вы не сказали, что щитки-то надо было выпускать перед взлетом?

Чирков ему ничего не сказал, думал, что командир дивизии знает. Он же подчиненный, не дело подчиненному подсказывать…

А в штопор, «Кобра» в любой валилась. Хоть плоский, хоть простой. И садилась очень плохо. Вот мы вдвоем приехали осваивать эти «Аэрокобры», взлет-посадку освоили. Потом мне говорят:

Ну, давай, лети теперь в зону, попилотируй. И смотри, - говорят, - за хвостом. Потому что немцы рядом. Могут шлепнуть…

Ну и я отпилотировал, сначала виражи, потом переворот сделал, и… что такое, пока очухался, земля уже рядом, а я ведь на трех тысячах был. За переворот потерял аж полторы тысячи. А «Як» за переворот терял шестьсот метров. Думаю, надо же какой тяжелый самолет.

Опять набрал три тысячи… Виражи, перевороты, боевые развороты, бочки… Потом, строем полетал немножко с моим товарищем, с которым прибыл с училища - сержант Владимир Павлов. Летал он отлично, хороший летчик был. Но он до фронта не добрался, погиб на «Аэрокобре».

А случилось это на моих глазах: они парой от Волхова летят к аэродрому, высота примерно две тысячи. И ведущий пошел в пикирование, шел, шел, потом раз и очень резко вывел. И тут же, как лист стал падать. Командир Чирков кричит ему:

Ничего не слышно.

Не реагирует.

Прыгай! … твою мать!

А тот раз, раз, раз и упал в кусты…

- Фамилию погибшего помните?

Павлов. Он на фото есть, покажу потом. (ЦАМО: Павлов Владимир Ильич 1922 г.р., сержант 196 ИАП., погиб в катастрофе на Р-39 02.02.1944. Похоронен в Плеханово.)

Он так стремился на фронт… Похоронили его в «Плеханово»…

Инженерный состав долго разбирался, что произошло, и пришел к выводу, что на больших нагрузках детали конструкции регулировки стабилизатора не выдержали. И в результате произошел резкий выход из пикирования и пилот потерял сознание, самолет неуправляемо падал…

На «Аэрокобре» много было катастроф...

- У людей, которые воевали на «Аэрокобре» различное, прямо противоположное впечатление. А Ваше мнение?

Для боя ничего хорошего не было.

- То есть Вам он не нравился?

Мне - нет. Но я читал недавно брошюру «Я воевал на “Аэрокобре”» - многим нравился.

Но очень много было небоевых потерь на «Аэрокобре»…

- Вы на каком бензине летали? На американском?

Нужен был авиационный бензин «Б-100», а у нас его не было. На нашем «Б-89» двигатель терял мощность, и самолет уже не давал то, что могла дать «Аэрокобра». Но я на «Б-100» не летал, и вообще на «Аэрокобре» я недолго был, и в боях не участвовал. Я просто освоил его.

И тут меня перевели в 14-й гвардейский полк на «Яки».
- А почему Вы не остались? Вы же уже освоили «Аэрокобру»?
Этот полк стоял, и ничего не делал. Часть летчиков улетела за самолетами в Новосибирск, перегнать на фронт «Аэрокобры», которые пришли с Аляски. Мы здесь ничего не делали. А в 14-м гвардейском полку были большие потери и меня туда перевели.

Я начинал на «Як-7ТД» - его называли «тяжелый дубовый». Это тот, в котором четыре крыльевых бака. Предназначен он для сопровождения бомбардировщиков на дальние расстояния.

А кончил войну я на «Як -9У». Это с 107-м мотором. Но ему ресурс был всего пятьдесят часов. И на нем было очень много аварий. На высокой мощности шатуны летели. У нас на нем погиб один летчик уже после войны. У него мотор отказал, над Эзелем. Пошел на вынужденную, а у «Яка» нос здоровый, почти ничего не видно, и он в валун врезал. Летчик разбил голову о прицел.

Я тоже на нем на вынужденную садился. И, когда меня начало бросать, прицел держал. Выдержал…

- Когда Вы перешли в 14-й полк?

В конце 1943 вроде. В апреле 1944 под Гдовом, на аэродроме Чернево меня Свитенко проверил и допустил к полетам на фронт. Мы тогда летали под Нарву, на Тарту летали. А потом под Нарвой бои кончились. И в начале лета 1944 года, полетели на Карельский перешеек. В боях на Карельском перешейке 1944 года, наш полк почти весь разбили.

И не только полк, вся дивизия пострадала. Там и Серов Володя погиб. (Герой Советского Союза (посмертно) ст. лейтенант 159 ИАП Серов В.Г погиб 26.06.1944г.)

На Карельском перешейке мы прикрывали 943-й штурмовой полк. В этом полку воевал Дважды Герой Паршин, Георгий. Мы с ними все время ходили.

Стояли мы тогда на аэродроме Майсниеми. Это старое название. Большой полевой аэродром, круглый такой. По одну сторону «горбатые» стояли, мы - по другую. Бои были ужасные… Каждый день. Мы многих потеряли. Когда мы начали, в составе полка было пятьдесят пять самолетов. Кончили - осталась эскадрилья, еле-еле набрали, наверное, самолетов десять. А остальные были потеряны, каждый день, каждый день… Работы было очень много…

В Пушкине находится музей нашей дивизии. На какую-то годовщину я туда ехал в электричке с генералом, бывшим командиром двзии. Я у него спрашиваю:

Я, извиняюсь, генерал, но почему мы так много потеряли тогда на Карельском перешейке?

А бывший командир дивизии отвечает:

Мы всю черную работу вели. Поэтому у нас много было потерь.

Вот так он высказался. Большие потери были в 159-м, 14-м, 196-м полках, еще в 29-м полку, гвардейском. А вот 191-й полк был на «Киттихауках», они мало летали.

- А Вы занимались только прикрытием штурмовиков?

Нет. Мы всю грязную работу, о которой генерал сказал. Когда на перешейке бои начались, я сопровождал бомбардировщики «Ту-2», а на разведку ходили с «Пе -2», парой сопровождали. Прикрывал войска…

- А «Пе -2» от Вас не убегал по скорости?

Нет, от меня-то не убежишь. Вот на пикировании он убегал. Мы с разведки шли.

Ну ладно, - говорит, - до свидания!

Ручку от себя - и как пошел… Не догнать, на пикировании он уходит.

- Бывали ли случаи обрыва обшивки крыла на «Яках»?

Я услышал про это в училище, несколько случаев было, обшивки улетали, но у нас не было такого.

Мое мнение, я много в боях был. У меня двадцать пять воздушных боев. Я считаю, что самый лучший истребитель Второй Мировой Войны был «Мессершмитт 109 2G».

У нас, в основном, были, как их немцы называли «Русфанер». «Як» ведь наполовину деревянный. И только когда «Як -3» появился, можно было сравниться с «Мессером». А у «Мессера» двигатель мощный. Он всегда, выше зараза… А раз выше, то у него скорость.

Может он выше только из-за того, что Вы выполняли какие-то определенные задания? Вам высоту определенную давали?

Давали, но все равно, мы всегда на пределе были. Ходили на пределе, сильнее дашь крен - уже теряешь высоту. А он переходит выше, и там ходит.

- Когда Вы пришли в 14-й полк, как Вас там встретили?

Нормально. Командиром полка был Свитенко,Герой Советского Союза.

Ну, - говорит, - давай я проверю на спарке на что ты способен.

Взлет, посадку сделали, и написал - «разрешаю полеты на фронт».

- Вы, судя по фамилии, татарин. Случаев националистических высказываний не было?

Никогда ничего не было. И после войны никогда не было.

- …Во-вторых, Вы один из самых молодых?

Что касается молодых летчиков. Вот какой у меня первый вылет был. Командир эскадрильи Герой Советского Союза Зеленов и Вася Деревянкин, командир звена, нам двоим, молодым, решили показать «что, как, куда».

Тогда мы стояли под Гдовом, аэродром Чернево. Взлетели:

Вот, - говорит, - смотрите, вот там аэродром, и там аэродром. А сейчас, - говорит, - пойдем к Нарве, где фронт.

Полетели, набрали высоту три тысячи, идем к Нарве. Посмотрели, как стреляют на земле, разрывы… Главное для молодого - это держаться за ведущего…

- А Вы у кого ведомым тогда были?

У Васи Деревянкина. (Лейтенант Деревянкин Василий Дмитриевич сбит в воздушном бою в р-не Вуссалми 10.07.1944)

А второй - Гордеев, у Зеленова.

Мы уже идем обратно, высота три тысячи. И вдруг с земли, радиостанции у нас плохие были, но слышно:

Давайте на Гдов! Бомбят Гдов!

Зеленов говорит по радио:

У меня двое молодых.

Приказываю на Гдов!

И действительно - Гдов горит, и там уйма самолетов: «Ю -87», «Фоккера». Я помню, как Вася стрелял… Вдруг смотрю: два «Фоккера» у меня в хвосте. Я стал отворачиваться, и «Фоккера» за мной в вираж глубокий пошли, но у «Яка» вираж покруче будет… Крутились-крутились, над Чудским озером. И стал я уже к ведомому в хвост заходить. Ведущий увидел это, и сразу полупереворот, и они парой ушли.

Я смотрю, раз они ушли туда, значит мне надо в противоположную сторону. Знаешь, не сообразил даже на компас глянуть. Лечу посередине озера к берегу, самолет как бы стоит на месте, берег не приближается. Смотрю, впереди «Як». Я к нему, к нему, а он от меня. С недоверием ко мне отнесся: бывало немцы на «Яках» тоже летали.

Я все же пристроился к нему. Ну и пришли на аэродром Чернево. Сели, зарулили на стоянку. Я спрашиваю:

А где же Гордеев?

А вон там в лесу.

Оказывается, его подбили, но он пришел, стал напрямую на посадку заходить, как раз со стороны соснового леса. И в этот момент у него мотор обрезал (вода у него вытекла), и самолет загремел… Затормозился о верхушки сосен и ткнулся… А Гордеев жив остался!

Представляешь, это же в тысячу лет один раз такое дело случится!

Вот такой был мой первый вылет на фронт. А потом уже пошло…

Зеленова в свое время отдавали под суд за потерю «Пе -2»: он прикрывал группу« Пе -2», но потеряли, что-то около шести самолетов сразу. Вы не в курсе, что там было?

Нет, это я не в курсе. Я знаю, что его как штрафника прислали к нам, в 14-й полк.

Про 14-м полк, летчики говорили, что это вроде как штрафной полк.

Если кто «где-то что-то», то его направляли в 14-й полк на воспитание… Разных ссылали. Присылали и таких Героев, которые к концу войны очень старались остаться живыми.

- Вы что-нибудь слышали о штрафных авиаполках или эскадрильях?

Нет, таких как в пехоте, в авиации не было. Про штрафные полки и эскадрильи, я не слышал. Если летчик что-то такое серьезное натворит, его посылали в пехоту штрафником.

- А вообще, Зеленов как человек, Вам как показался?

Он очень много вылетов сделал. Но в конце войны хитроватый стал.

В общем, что я слышал про него: в бой особенно не вступал, и не жалел ведомых… Ведомый - это же щит, прикрывает его. И щиту в первую очередь попадает. Он ведомых много потерял. Такие о нем разговоры были.

- Первый вылет Вы с Зеленовым сделали, а после этого к кому?
А потом со многими… Но в основном с Максимом Глазуновым. После войны он работал в ЛИСИ - облетывал «Як-25» а заводе в Саратове. Он был хороший летчик, я с ним много летал. Я со многими летал. Кто ведомого теряет, меня к нему.

В 1944 году потери были очень большие. И вроде нужно командиру полка лететь, узнать обстановку, почему такие потери, и не раз слетать…

Но командир полка не летал. А это не хорошо. Люди-то гибнут. Он Герой Советского Союза, но, наверное, устал, и сказал себе, что налетался, хватит. Может быть это и правильно - навоевались. Пусть молодые тоже…

В 1944 году маршала Говорова с шестеркой, шесть самолетов сопровождали в Москву. С аэродрома на Карельском перешейке он полетел на «С-47», мы шестеркой его охраняли до Москвы. Он летал маршальскую звезду получать. Он получил маршальскую звезду, переночевали и опять шестеркой его сюда сопровождали.

А летали тогда на «Як-7 ТД»?

Да, были на «Як-7 ТД» - этот самый: тяжелый дубовый…

На «Як-7ТД», и просто «Як-7Т» была «37» миллиметровая пушка и два крупнокалиберных пулемета. В основном они все время так и шли.

Новосибирский завод в начале выпускал «Як -1», потом стал «Як-7» выпускать. И на них ставили 37 миллиметровые пушки, и на «Як -9» тоже ставили «37» миллиметровые пушки. «Як -9», вот этот «Як -9У», со «107» мотором.

- А по внешнему виду можно было отличить «Як -9» от «Як-7» с «37» миллиметровой пушкой?

Они почти одинаковые, но можно было отличить: у «Як -9У» снизу, был только водяной радиатор позади пилота, в фюзеляже. А у «Як-7» масляный радиатор под двигателем. Сразу можно было отличить…

- Мы с Вами закончили на том, как Вас гоняли над Чудским озером в первый вылет…

Не меня гоняли, а я их гонял.

Потом мы Эстонию освобождали…

- В Эстонии что-нибудь примечательное случилось? Такого, что бы вот запомнилось?

Когда мы на аэродроме Чернево у Чудского озера стояли под Гдовом, Над этим аэродромом 14.05.1944 командир эскадрильи Иван Баранов совершил лобовой таран.

Получилось как. Прилетели наш аэродром бомбить «Ю -88», в сопровождении «Фоккеров». «Юнкерсов» наверное, штук двадцать пять и, сопровождение, наверное, двенадцать ФВ-190.

У нас только одно звено успело взлететь, и бомбы уже сыпались. Ну и сразу в этой куче начался бой. Мы, которые не успели взлететь, с земли наблюдали. «Фокке Вульф» сверху вот так шел, а наш Иван Баранов снизу, и примерно на сто-сто пятьдесят метрах сошлись друг против друга… Друг в друга стреляют. И оба не свернули…

Ужасно было. Взрыв такой силы! Наш «Як» почти полностью сгорел. А у «Фокке Вульфа» передняя часть разрушилась, и он на краю аэродрома в лес упал.

- А вообще немцы в лобовые атаки часто ходили?

Это зависело от многих обстоятельств. Иногда в воздушном бою такое положение получается. Ну не совсем лобовое, а сближение под малым углом. Лобовые атаки бывали, но не сходились. Постреляют с большого расстояния, и кто-то свернет. Или наш свернет, или тот свернет. Никто не хочет погибать в лобовом таране, хвост отрубить лучше…

Аэродром Чернево под Гдовом, 1944. Летчики 2-й АЭ. Глинкин Василий, Деревянкин Василий (погиб), Хайдин Борис (погиб), Глазунов Максим, Головин Макар, Зеленов Николай (погиб), Гордеев (погиб), Мухмедиаров.

Интервью: О. Корытов., К. Чиркин
Лит. обработка : И.Жидов.
(Продолжение следует)

«Слишком много товарищей погибло в Испании… многие другие наши общие знакомые. На этом фоне трескучие рассказы о подвигах «испанцев» звучали святотатством. Хотя некоторые из этих летчиков, которых вытащили из испанской воздушной мясорубки в качестве образцово-показательных экспонатов, совсем потеряли голову и плели невероятное. Например, маленький блондин, летчик Лакеев из нашей истребительной эскадрильи, тоже получивший Героя. Но ему не повезло — фамилией дальше не вышел. Селекция героев производилась и по фамилиям: не было среди них Коровиных и Дерюгиных, а были благозвучные Стахановы и боевые Рычаговы, которым предстояло переворачивать мир капитала. В начале уже нашей, серьезной, войны большинство «испанцев» имели весьма жалкий вид и нрав, практически не летали. Зачем рисковать головой, увенчанной такой громкой славой? Такими были командир дивизии Зеленцов, командир полка Шипитов, командир полка Грисенко, командир полка Сюсюкало. В начале Отечественной войны мы ожидали от них примеров того, как надо бить «Мессеров», которые нас буквально заклевывали и которых эти былинные герои в своих рассказах десятками уничтожали в испанском небе, но слышали от них в основном комиссарское подбадривание: «Давай, давай, вперед, братишки. Мы уже свое отлетали».

Помню жаркий день июля 1941 года. Я сижу в кабине И-153 — «Чайки», на аэродроме южнее Броваров, где сейчас птицекомбинат, перед вылетом. Через несколько минут мне вести восьмерку на штурмовку противника в район хутора Хатунок, что сейчас за Выставкой Достижений Народного Хозяйства. За день до этого именно в этом месте мы потеряли летчика Бондарева, а в этом бою меня едва не сбили. В районе Хатунка скапливались немецкие танки, отлично прикрытые огнем очень эффективных немецких мелкокалиберных зениток «Эрликон» и крупнокалиберных пулеметов, которые пробивали наши фанерные самолеты насквозь.

К борту моего самолета подошел генерал-майор без должности, «испанский» Герой Советского Союза Лакеев, дивизию которого, где он был командиром, немцы сожгли на земле в первый же день войны, и он без дела болтался по нашему аэродрому. Летать Лакеев трусил и занимался тем, что вдохновлял летный состав. Решил вдохновить и меня: «Давай, давай, комиссар, задай им перцу». Очень хотелось послать воспетого в прессе, стихах и песнях героя подальше, но мне не позволила комиссарская должность. Лакеева послал подальше и показал ему комбинацию из кулака, прижатого к локтю другой рукой, один из пилотов соседнего, второго полка, Тимофей Гордеевич Лобок, которому Лакеев предложил покинуть самолет и уступить ему, генералу, место, чтобы такая большая ценность вылетела из окружения, когда до этого дошло дело».

Вот такая небольшая цитата про «испанских» героев, судьба которых сложилась весьма и весьма по-разному во время Великой Отечественной войны. Конечно, не все из них были трусами и не все из них требовали себе самолет, чтобы вылететь в тыл, но вот с такими людьми пришлось столкнуться Панову непосредственно.

Вот, что Дмитрий Пантелеевич пишет, вспоминая о Китае: «Я впервые наблюдал тактику боя японских истребителей, но сразу оценил мощь двигателей И-98 — машин новой модификации. Таких машин не было на Халхин-Голе. Авиационная промышленность Японии мгновенно среагировала на потребности армии. И-98 был великолепной современной машиной, покрытой тонким дюралюминиевым листом, оснащенный четырьмя пулеметами: тремя средними и одним тяжелым типа «Кольт», с мощным четырнадцатицилиндровым двигателем «двухрядная звезда» в скрупулезном японском исполнении. Наши «чижики» в погоне за японским монопланом по «свече» могли преследовать его только первые двести пятьдесят метров вверх, а потом мотор терял мощность и захлебывался. Приходилось переворачиваться через крыло и становиться в горизонтальный полет на виражи, и болтаться как … в проруби, ожидая, когда японец, вышедший своей «свечой» на высоту более 1100 метров, осмотрится и наметит новую жертву для своего стремительного клевка с большой высоты.

После взлета, набрав примерно 4000 метров высоты, мы развернулись, чтобы атаковать противника из верхнего эшелона, имея солнце за спиной, и устремились к месту воздушного боя, который уже начинался: над аэродромом крутилась огромная карусель истребителей, гонявшихся друг за другом. Японцы следовали своей прежней тактике: нижняя группа вела воздушный бой на виражах и боевых разворотах, а верхняя крутилась, выискивая себе жертву для атаки на пикировании. Наша эскадрилья, разбитая на две группы по пять самолетов, атаковала нижнюю группу противника с двух сторон: Гриша Воробьев завел пятерку слева, а я справа. Японская карусель рассыпалась, и бой приобрел хаотический характер. Мы вели его по принципу «пары» — один атакует, а другой его прикрывает, японцы же действовали по принципу коллективной ответственности — верхние прикрывали нижних. Японский способ ведения боя был заметно эффективнее.

Летчик и писатель Дмитрий Пантелеевич Панов. (wikipedia.org)

Итак, наступил, пожалуй, главный момент в жизни летчика-истребителя — воздушный бой с противником. Это всегда вопрос жизни — победить или быть побежденным, жить или умереть, на который нужно давать ответ, не откладывая. Ручка сектора газа мотора отдана вперед до упора, и двигатель дрожит, отдавая все, что может. Руки пилота на гашетке спуска пулеметов. Сердце бьется в бешеном ритме, а глаза ищут цель. Это на учениях смотрят в трубку «тубус» прицела, а в бою стрельба из пулемета ведется «по-охотничьи»: направляешь нос самолета на противника и открываешь огонь, делая поправку по ходу полета трассирующих пуль. Да не забывай почаще вертеть головой, заглядывая под хвост своего самолета, не появился ли там противник? Иногда меня спрашивают: «Как вышел живым из многолетней воздушной мясорубки?» Ответ прост: «Не ленился вертеть головой, благо шея у меня короткая, и голова вертится легко, как башня танка». Я всегда видел в воздухе противника и мог хотя бы примерно предугадать его маневр. Да и, видимо, родители дали мозги, которые могут постоянно держать в себе всю картину воздушного боя.

Сначала царил полный хаос и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на секретаре нашего эскадрильного партийного бюро лейтенанте Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из своих четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя верхнего эшелона и первыми же очередями подожгли «чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович или просто не успел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть. Розинку любили в эскадрилье. Это был спокойный, рассудительный, толковый пилот. У него осталась семья…

Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японцев, поставив самолет свечой, он выходил из атаки, набирая высоту, как раз мимо пары, где я был ведущим. Ведомым был Саша Кондратюк… Я пошел на сближение с японцем, выходящим из атаки, и атаковал его из очень удобного положения — сбоку, когда он летел вертикально, обращенный ко мне макушкой головы под плексигласовым колпаком, которым были оснащены японские И-98. Я хорошо видел летчика и открыл огонь немного раньше. Японец влетел в огненную струю и вспыхнул, как факел. Сначала бензин плеснулся на левое крыло, видимо, пули попали в бензобак, и плоскость сразу охватило пламя, оканчивающееся шлейфом дыма. Японец в горячке еще метров двести выполнял «свечу», но потом перевернулся через крыло и, став в горизонтальный полет, потянул свой охваченный пламенем самолет на восток, в сторону своего аэродрома. В бою не до любопытства, впрочем, естественного, что же случилось с моим противником? Мое внимание переключилось на других японцев, а китайские наблюдатели с земли докладывали потом, что японский «фити"-самолет не дотянул до линии фронта — у него отломилась плоскость и летчик покинул самолет, спустившись на парашюте. Китайцы захватили японца и привезли его на аэродром.

Узнав об этом, мы уже вечером после боя, стали просить главнокомандующего ВВС Китая генерала Джао-Джоу, который прилетел вслед за нами на аэродром показать нам пленного пилота. Джао-Джоу сначала выкручивался, объясняя, что он сидит в каком-то сарае, а потом стал нам объяснять, что пилота, в общем-то, уже нет, а нам покажут его обмундирование. Принесли какую-то бедную одежонку и тапочки на толстом войлоке со шнурками. Как мы узнали позже, аэродромная китайская прислуга по китайскому обыкновению взяла японца за руки и ноги и по команде: «Ай-цоли!», «Раз-два взяли», разорвала его на части.

Страшная штука война. Судя по его воздушным маневрам, японец был хороший пилот и смелый парень, которому не повезло, что могло случиться со всяким из нас. Но и китайских крестьян, одетых в солдатскую форму, которых японские пилоты убивали десятками тысяч, можно было понять. На войне не бывает абсолютно правых и абсолютно виноватых. Во всяком случае эта история оставила у меня на душе тяжелый осадок».

Японцы воевали грамотно: не числом, а умением. Но самое, наверное, сильное впечатление из того, что написал в своей книге Панов, — это «звездный» налет на Сталинград: «Мои раздумья были не из веселых: согласно расчетам получалось, что в ночь с 22-го на 23-е августа 1942 года немецкие танки, оказавшиеся под Сталинградом, прошли по степи девяносто километров: от Дона до Волги. А если дело пойдет и дальше такими темпами…

За невеселыми раздумьями наступил вечер. Багрово-красное волжское солнце уже почти касалось земли своим диском. Честно говоря, я уже подумал, что приключения этого дня идут к концу, да не тут-то было. Над Сталинградом разнесся хриплый, завывающий, рвущий душу сигнал сирен воздушной тревоги. И сразу же над городом появились десятка полтора истребителей «дивизии» ПВО под командованием полковника Ивана Ивановича Красноюрченко, моего старого знакомца еще по Василькову. Золотая Геройская Звезда, полученная им еще в Монголии, которую Иван Иванович буквально выскандалил, демонстрируя жестяные пластинки с маркировкой, снятые с двигателей валяющихся на земле сбитых японских истребителей, помогала ему всю войну быть на втором плане боевых действий, умело разделяя славу и создавая впечатление, но не рискуя головой. Тоже своего рода искусство.

На этот раз от «дивизии» Красноюрченко трудно было ожидать чего-нибудь путного по той причине, что парад его дивизии ПВО Сталинграда в воздухе очень напоминал смотр образцов давно списанной советской авиационной техники. Удивительно, как весь этот музейный хлам, на котором летчики гробились, даже когда он был новый, мог держаться в воздухе. Если на фронт все-таки стремились давать «Яки», «Лаги», «Миги» последних выпусков, то среди жужжащего в небе хлама «дивизии» Красноюрченко я заметил даже «грозу пилотов» «И-5» 1933-го года выпуска. Были там «И-153», «И-15», «И-16» и устаревшие английские истребители «Харрикейн». Да и тактически действия истребителей ПВО напоминали какую-то клоунаду в цирке шапито. Они тарахтели над центром города, поднявшись тысячи на четыре метров, и летали парами, в то время как грозный, сомкнутый строй немецких бомбардировщиков «Ю-88» и «Хенкель-111» под прикрытием истребителей «МЕ-109», не обращая внимания на всю эту клоунаду, спокойно проследовал на юг Сталинграда в Бекетовку, где размещалась главная городская электростанция.

По ней немцы и ухнули свой бомбовой груз. Земля закачалась, видимо, легли тонные бомбы, свет по всему городу погас, а над южной окраиной стали подниматься густые черные клубы дыма от грандиозного пожара — видимо, горели запасы мазута на электростанции. Бомбардировщики противника перестроились и принялись спокойно уходить от цели. Истребители к ним даже не приблизились, продолжая воздушную клоунаду, а, очевидно, неопытные зенитчики стреляли крайне неудачно. Горячие осколки, сыпавшиеся на крыши домов, явно грозили убить больше своих, чем немцев…

Комиссар полка Дмитрий Панов и начштаба полка Валентин Соин, 1942. (wikipedia.org)

Когда я, взвалив на спину свой вещевой мешок с летной амуницией — комбинезон, унты, шлем и прочее, двинулся в сторону переправ, то немцы, выстроившись по три девятки, продолжали налет на город со всех сторон. С интервалом минуты в полторы две группы бомбардировщиков по 27 самолетов каждая наносили удары по знаменитым сталинградским заводам, которые строили, вырывая кусок хлеба изо рта умирающих от голода крестьян… Вскоре огромные пожары поднялись над Тракторным заводом, заводом «Баррикады», «Красный Октябрь». Но самым страшным было то, что у немцев, которые совершили в те сутки более двух тысяч самолето-вылетов с удобно расположенных возле Сталинграда аэродромов Миллерово, Котельниково, Жутово и других, явно хватало бомб и для уничтожения города. Примерно через полчаса они подожгли огромные емкости с нефтью на берегу Волги и, прекрасно осветив город этими колоссальными факелами, принялись класть по жилым кварталам бомбовые ковры из осколочных и зажигательных бомб. Город мгновенно превратился в сплошной огромный костер. Это был знаменитый «звездный» налет немецкой авиации на Сталинград 23-го августа 1942 года, в адском огне которого я, свежеиспеченный комиссар авиационного полка, пробирался к волжским переправам через горящие кварталы города.

Ужасней картины мне не приходилось видеть за всю войну. Немцы заходили со всех сторон, сначала группами, а потом уже и одиночными самолетами. Среди ревущего огня в городе появился какой-то стон и будто бы подземный гул. Истерически рыдали и кричали тысячи людей, рушились дома, рвались бомбы. Среди ревущего пламени дико выли коты и собаки; крысы, выбравшись из своих укрытий, метались по улицам; голуби, поднявшись тучами, хлопая крыльями, встревоженно крутились над горящим городом. Все это очень напоминало «Страшный Суд», а возможно, это были проделки дьявола, воплотившегося в образ плюгавого, рябого грузина с округлым задом лавочника — стоило только появиться чему-либо, связанному с его придуманным именем, как сразу же гибли миллионы людей, все рушилось, горело и взрывалось. Город дрожал, как будто оказался в жерле извергающегося вулкана.

Нужно отдать должное героизму мужиков-волгарей. В этом гигантском костре они не растерялись и действовали как русские мужики на пожаре: энергично, смело и ухватисто вытаскивали из горящих домов людей и кое-какой скарб, пытались тушить пожары. Хуже всего приходилось женщинам. Буквально обезумев, растрепанные, с живыми и убитыми детьми на руках, дико крича, они метались по городу в поисках убежища, родных и близких. Женский крик производил не менее тяжкое впечатление и вселял не меньше ужаса даже в самые сильные сердца, чем бушующий огонь.

Дело шло к полночи. Я пытался пройти к Волге по одной улице, но уперся в стену огня. Поискал другое направление движения, но результат был тем же. Пробираясь между горящими домами, в окнах второго этажа горящего дома я увидел женщину с двумя детьми. Первый этаж был уже охвачен пламенем, и они оказались в огненной ловушке. Женщина кричала, прося спасения. Я остановился возле этого дома и закричал ей, чтобы она бросала мне на руки грудного ребенка. После некоторого раздумья, она завернула младенца в одеяло и осторожно выпустила его из своих рук. Я удачно подхватил ребенка на лету и положил его в сторонку. Затем удачно подхватил на руки пятилетнюю девочку и последнюю «пассажирку» — мать этих двоих детей. Мне было всего 32 года. Я был закален жизнью и неплохо питался. Силы хватало. Для моих рук, привыкших к штурвалу истребителя, этот груз не составил особенных проблем. Едва я успел отойти от дома, где выручал женщину с детьми, как откуда-то сверху из огня с яростным мяуканьем на мой вещевой мешок приземлился большой рябой кот, сразу же яростно зашипевший. Животное находилось в таком возбуждении, что могло меня сильно поцарапать. Покидать безопасную позицию котяра не хотел. Пришлось сбросить мешок и прогнать с него кота, вцепившегося когтями в политическую литературу».

Командир полка Иван Залесский и замполит полка Дмитрий Панов, 1943. (wikipedia.org)

Вот, как он описывает город, увиденный им во время переправы: «С середины реки мне в полном масштабе стал виден размер наших потерь и несчастий: горел огромный промышленный город, протянувшийся вдоль правого берега на десятки километров. Дым пожарищ поднимался на высоту до пяти тысяч метров. Горело все то, ради чего мы десятилетиями отдавали последнюю рубашку. Ясно было, в каком настроении я находился…

Второй истребительно-авиационный полк именно в это время отсиживался в кустах на берегу Волги и находился в достаточно плачевном как материальном, так и морально-политическом состоянии. 10-го августа 1942-го года на аэродроме в Воропоново, где я оказался на следующий день и увидел летное поле, изрытое воронками от бомб, немцы неожиданно на земле захватили полк и нанесли по нему бомбовой удар. Погибли люди и часть самолетов была разбита. Но самым серьезным уроном было падение боевого духа личного состава полка. Люди впали в депрессию и, перебравшись на восточный берег Волги, укрылись в зарослях лозы в междуречье Волги и Ахтубы и просто лежали на песке, на протяжении целых двух суток никто даже не предпринимал никаких попыток раздобыть продовольствие. Именно в таком настроении у фронтовиков заводятся вши и по-глупому погибают хорошо оснащенные подразделения…».

Когда Панов стал интересоваться, как бы добыть самолеты для его полка, ему сообщили, что в хрюкинской армии он является шестым истребительным полком в очереди, который стоит на получение самолетов. Еще пять полков были безлошадными. И ему также сообщили, что «вы не единственные полки и не единственные армии, которые нуждаются в самолетах», поэтому какое-то время полк находился на земле. И только через несколько месяцев им выдали десятка полтора «Як-1», которых явно было недостаточно для того, чтоб оснастить полк целиком. Но тем не менее воевать они начали и воевали очень достойно. То есть это был не маршальский полк, не элитный полк, это были обычные работяги войны, которые в основном летали на прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков. А если им удавалось сбить хотя бы один «Мессершмитт», это считалось достаточно серьезным делом.

Вот, что Панов пишет о «Яке»: «По-прежнему сохранялось преимущество немецкой техники. Самолет «Ме-109» развивал скорость до 600 км, а наш самый современный «Як» всего до 500, а, значит, не догонял в горизонтальном полете немца, что мы хорошо видели, наблюдая за воздушными боями над Сталинградом с противоположного берега.

И, конечно, очень заметна была неопытность наших пилотов. Однако в случае, если в поединок с немцем вступал наш опытный ас, то ему удавалось довольно удачно использовать преимущества нашей машины в маневре».

Это одно замечание по поводу «Яка». Другое — это то, насколько прочным самолет «Як» был с точки зрения конструктивной. Как-то в полк, в котором служил Панов, приехал Маленков: «Маленков позвонил секретарю обкома партии в Куйбышеве, и тот нашел способ подвезти ее к Сталинграду. И действительно, скоро нам стали давать хороший гуляш, гарниром к которому служила (о чудо!) настоящая, а не мороженая, как раньше, картошка. Еще Маленков вроде бы нас немножко журил: «Часто наблюдаю воздушные бои над Сталинградом, но больше падают наши самолеты, охваченные пламенем. Почему так?» Здесь уже все летчики заговорили, перебивая друг друга, — Маленков будто кровоточащей раны коснулся.

Пилоты объясняли, что давно было всем известно: немецкий алюминиевый истребитель летает на сто километров быстрее, чем «Як». А нам даже пикировать нельзя больше, чем на скорости пятьсот километров в час, иначе отсос воздуха с верхней части плоскости сдирает с нее обшивку и самолет разваливается, «раздеваясь» клочьями. Мне дважды приходилось наблюдать подобное в воздушных боях: один раз под Сталинградом, другой раз под Ростовом. Наши ребята, стремясь показать «Мессерам» кузькину мать, увлеклись и просто забыли о возможностях наших «гробов». Оба летчика погибли.

Особенно трагически выглядело это в Ростове: наш «Як-1» подбил «Мессера» на высоте трех тысяч метров и, увлекшись, кинулся догонять немецкую машину на пикировании. «Мессер» уходил на бреющий полет на скорости 700 — 800 километров. Скоростная алюминиевая машина, проносясь мимо нас, выла и свистела как снаряд, а «Як-1» нашего парня принялся разваливаться прямо в воздухе: сначала лохмотьями, а потом и частями. Пилот всего на полсекунды опоздал катапультироваться, парашют не успел раскрыться, и он ударился о пятиэтажку общежития завода «Ростсельмаш». Сюда же упали обломки самолета. А Маленков спрашивает, будто в первый раз об этом слышит. Он благостно поулыбался и туманно пообещал, что будут вам самолеты с большей скоростью, меры принимаем. Ждать этих мер пришлось до самого конца войны…».

Вот такие у него воспоминания о самолетах, на которых он провоевал до самого конца. Очень любопытное замечание у Панова и по поводу «лаптежников», Юнкерсов Ю-87 «Штука», которые в наших мемуарах, которые выходили в советское время, сбивали буквально пачками. Тут надо бы сказать, что «Юнкерсов-87» за войну выпустили порядка 4 тыс., а «Ил-2» выпустили более 35 тыс. При этом 40% потерь нашей авиации составляли именно штурмовики.

По поводу «Ю-87»: «Иногда точность была такой, что бомба попадала прямо в танк. При вхождении в пикирование «Ю-87» выбрасывал из плоскостей тормозные решетки, которые, кроме торможения производили еще и ужасающий вой. Эта вертлявая машина могла использоваться и как штурмовик, имея впереди четыре крупнокалиберных пулемета, а сзади крупнокалиберный пулемет на турели — подступиться к «лаптежнику» было не так просто.

Весной 1942-го года, под Харьковом, над селом Муром стрелок «лаптежника» едва не сбил мой истребитель «И-16». Вместе с группой истребителей — две эскадрильи, которые я привел для прикрытия наших войск в районе Мурома, я встретил над позициями нашей пехоты пять «лаптежников». Хотел развернуть свою группу для атаки, но когда оглянулся, то никого за собой не обнаружил. Я оказался с ними один на один. Проклятые каракатицы не упали духом. Они оставили в покое нашу пехоту и, развернувшись, пошли на меня в атаку, открыв огонь сразу из всех своих двадцати крупнокалиберных плоскостных пулеметов. К счастью, расстояние было таким, что трассы, вырывавшиеся вместе с дымом из дул пулеметов загибались, не долетая, теряя убойную силу метрах в десяти ниже меня. Если бы не это везение, то они разнесли бы мой фанерный «мотылек» вдребезги. Я мгновенно резко бросил самолет вверх и вправо, уйдя из зоны огня. Это выглядело, как если бы собравшиеся вместе лоси принялись гоняться за охотником. Выйдя из атаки со снижением, «лаптежники» перестроились и принялись бомбить наши войска…».

Управление 85 гвардейского авиационно-истребительного полка, 1944. (wikipedia.org)

Вот такие воспоминания. Есть у Панова воспоминания о том, как два наших полка были вывезены на немецкие аэродромы, мягко говоря, не очень квалифицированными штурманами. Очень много воспоминаний о быте, жизни летчиков, психологии людей. В частности, он пишет очень интересно о своих сослуживцах, о том, кто как воевал, и к числу таких капитальных бед нашей армии и нашей авиации он относит два фактора: это, как он пишет, «командование, которое зачастую было таким, что Гитлеру было бы в самый раз вручать этим горе-командирам немецкие ордена», это с одной стороны; с другой стороны, на фоне боевых потерь колоссальные потери наши войска несли еще из-за употребления алкоголя, вернее, жидкостей на спиртовой основе, которые, в общем-то, употреблять в качестве алкоголя было нельзя. Причем у Панова описано несколько случаев, когда хорошие, толковые и ценные люди погибали именно потому, что выпивали то, что принимать внутрь в качестве горячительного нельзя категорически. Ну и, как правило, если выпивают, то не в одиночку и, соответственно, это три, пять, иногда даже больше человек погибали из-за отравления алкоголем.

Кстати говоря, очень интересно Панов пишет и о 110-х «Мессершмиттах». Это двухмоторные истребители-бомбардировщики, которые не самым удачным образом показали себя во время битвы за Британию, и в дальнейшем были переведены в ночную авиацию в качестве перехватчиков или в качестве легких бомбардировщиков и штурмовиков. Так вот Панов развенчивает миф о том, что «Ме-110» был легкой добычей. Он описывает, как ему приходилось сталкиваться со 110-ми в сталинградском небе, а учитывая, что у него было два мотора, то опытные пилоты убирали газ с одного, добавляли на другом тягу и разворачивали его фактически, как танк, на месте, и учитывая, что у него было четыре пулемета и две пушки в носу, когда такая машина поворачивалась к истребителю носом, ничего хорошего ждать не приходилось.

Источники

1. Мемуары летчика Дмитрия Панова: Цена Победы, «Эхо Москвы»

Л83 Небо остается чистым. Записки военного летчика. Алма-Ата, «Жазушы», 1970. 344 стр. 100000 экз. 72 коп. Есть события, никогда не стирающиеся из памяти. И сейчас, четверть века спустя, советские люди помнят тот радостный день, когда радио принесло долгожданную весть о полном разгроме фашистской Германии. Автор настоящей книги прошел войну с первого дня до сражения у ворот гитлеровской столицы. На его боевом счету летчика-истребителя около сорока сбитых немецких самолетов. Издательство надеется, что воспоминания дважды Героя Советского Союза генерала…

Военный летчик Antuan Exupery

«Военный летчик» – это книга о поражении и о людях, перенесших его во имя будущей победы. В ней Сент-Экзюпери возвращает читателя к начальному периоду войны, к майским дням 1940 года, когда «отступление французских войск было в полном разгаре». По своей форме «Военный летчик» представляет собой репортаж о событиях одного дня. Он рассказывает о полете французского самолета-разведчика к городу Аррасу, оказавшемуся в немецком тылу. Книга напоминает газетные отчеты Сент-Экзюпери о событиях в Испании, но написана она на ином, более высоком уровне.…

Мы - дети войны. Воспоминания военного летчика-испытателя Степан Микоян

Степан Анастасович Микоян, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, широко известен в авиационных кругах нашей страны и за рубежом. Придя в авиацию в конце тридцатых годов, он прошел сквозь горнило войны, а после ему довелось испытывать или пилотировать все типы отечественных самолетов второй половины XX века: от легких спортивных машин до тяжелых ракетоносцев. Воспоминания Степана Микояна не просто яркий исторический очерк о советской истребительной авиации, но и искренний рассказ о жизни семьи,…

Военный летчик: Воспоминания Альваро Прендес

Автор книги, ныне офицер Революционных Вооруженных Сил Кубы. рассказывает о своей военной службе, об участии в революционном движении на острове Свободы против реакционного режима диктатора Батисты и американских империалистов за установление народной власти в стране.

Акарат а Ра (или Исповедь военного летчика) Сергей Крупенин

Акаракт а Ра – дословно означает осознание зла. В жанре фэнтэзи поднимается новое ощущение мироздания, основанное на данных современных отраслей науки и древней науки каббала, которые не только не противоречат, но и дополняют друг друга. Все данные приведенные в повести можно проверить самостоятельно.

Лётчики М. Барабанщиков

Сборник «Летчики» посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб.

Большое шоу. Вторая мировая глазами французского… Пьер Клостерман

Автор книги - военный летчик, участник Второй мировой войны - описывает сражения в небе, какими он видел и оценивал их сам. Впечатления Пьера Клостермана, записанные в перерывах между боевыми действиями и операциями, рисуют читателю точную и достоверную картину военных событий и передают яркие чувства, пережитые французским летчиком.

Скорость, маневр, огонь Анатолий Иванов

Герои документальной повести заслуженного военного летчика СССР полковника А. Л. Иванова – советские пилоты, вставшие по первому зову Родины на ее защиту в годы Великой Отечественной войны. Автор воскрешает бессмертные подвиги летчиков-истребителей в боях против фашистских захватчиков в небе Кубани, Украины, Белоруссии и на завершающем этапе войны.

Солдатская награда Уильям Фолкнер

Свой первый роман «Солдатская награда» (первоначальное название «Сигнал бедствия») Фолкнер писал в Новом Орлеане в 1925 г. Сюжет романа связан со стремлением Фолкнера во время первой мировой войны стать военным летчиком. Как известно, он поступил в школу военных летчиков в Канаде, но война закончилась до его выпуска из школы. Роман вышел в 1926 г. и успеха не имел, хотя и был замечен многими выдающимися писателями Америки. После второй мировой войны роман был переиздан и разошелся большим тиражом.

Месть Джим Гаррисон

Повесть классика современной американской литературы, по которой Тони Скотом снят знаменитый фильм с Кевином Костнером и Энтони Куином в главных ролях. Гаррисон может писать о кровавом любовном треугольнике с участием могущественного наркобарона и бывшего военного летчика или виртуозно упаковывать в сотню страниц лиричную семейную сагу, но его герои всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.

Черная акула Иван Сербин

Молниеносная реакция воздушного аса помогает военному летчику Алексею Семенову избежать пули после выполнения боевого задания. Истребитель, на котором он совершает ночной перелет над охваченной боями Чечней, исчезает вместе с… аэродромом, а сам он, словно загнанный зверь, уходит от погони спецназовцев, срывая преступную операцию продажного армейского генерала. Но не все продается и покупается. Есть боевое солдатское братство, есть люди, умеющие смотреть в глаза смерти и отвечать на удар ударом. С такими союзниками Алексей не одинок – схватка…

Полет на заре Сергей Каширин

В этой книге многое на первый взгляд может показаться преувеличенным для занимательности: военные летчики, о которых рассказывается в ней, часто попадают в крайне опасные положения, но из любой обстановки выходят победителями. Вместе с тем все эпизоды достоверны и большинство героев названы их настоящими именами. Они и сегодня служат в армии, свято храня боевые традиции своих отцов и дедов. В недавнем прошлом автор книги сам был военным летчиком, летал на многих современных самолетах. Он рассказывает о людях, с которыми вместе летал, совершал…

Крылом к крылу Василий Барсуков

Книга бывшего военного летчика, Героя Советского Союзе о подвигах замечательных асов 303-й истребительной авиадивизии под командованием Героя Советского Союза генерала Г. Н. Захарова, а также о пилотах прославленного полка «Нормандия - Неман», входившего в состав 303-й дивизии, - Марселе Альбере, Жаке Андре, Роллане Пуапа, Марселе Лефевра, удостоенных высокого звания Героя Советского Союза. Книга иллюстрирована рисунками автора. Он рисовал и делал записи в перерывах между боями, стараясь запечатлеть то, что видел своими глазами.

У самого Черного моря. Книга II Михаил Авдеев

Автор этой книги - Михаил Васильевич Авдеев - известный морской летчик. В авиацию пришел в 1932 году. Великую Отечественную войну встретил в Крыму заместителем командира эскадрильи, через год стал командиром полка: талантливые офицеры всегда быстро поднимались по должностным ступеням. В жестоких воздушных боях сбил 17 вражеских самолетов. Познал горечь отступления и радость побед. Дрался за Севастополь, Перекоп, участвовал в освобождении Кавказа, войну закончил в Болгарии. Летчики полка, которым командовал М. В. Авдеев, сбили 300 вражеских самолетов,…

Однополчане Александр Чуксин

В повести «Однополчане» рассказывается о боевом пути авиационного полка в годы Великой Отечественной войны. Автор повести, сам в прошлом военный летчик, хорошо знает жизнь славных соколов, их нелегкий ратный труд, полный героизма и романтики. Многие страницы повести, посвященные описанию воздушных боев, бомбардировочных ударов по тылам врага, полны драматизма и острой борьбы, читаются с большим интересом. Герои книги - советские патриоты до конца выполняют свой долг перед Родиной, проявляют бесстрашие и высокое летное мастерство. Патриотизм,…

Красавица и генералы Святослав Рыбас

Аннотация издательства: Роман о белом движении на Юге России. Главные персонажи - военные летчики, промышленники, офицеры, генералы Добровольческой армии. Основная сюжетная линия строится на изображении трагических и одновременно полных приключений судьбах юной вдовы казачьего офицера Нины Григоровой и двух братьев, авиатора Макария Игнатенкова и Виталия, сначала гимназиста, затем участника белой борьбы. Нина теряет в гражданской войне все, но борется до конца, становится сестрой милосердия в знаменитом Ледяном походе, сделавшимся впоследствии…

У-3 Хяртан Флёгстад

Хяртан Флёгстад - один из современных писателей Норвегии, превосходный стилист. В основе его остросюжетного политического романа «У-3» действительные события недавнего прошлого, когда реакционные круги США сорвали переговоры между руководителями двух великих держав, заслав в воздушные пространства СССР шпионский самолет, который был сбит советской ракетой. Герой романа - молодой военный летчик, обучавшийся в США, ставший выразителем протеста своих соотечественников против авантюрных действий американской военщины. Автор тонко показывает,…

Тайна Мастера Николай Калифулов

По замыслу автора в романе «Тайна Мастера» показано противоборство двух систем - добра и зла. На стороне светлых сил основной персонаж Генрих Штайнер, уроженец немецкой колонии. В начале тридцатых годов двадцатого столетия, проходя службу в советском авиаотряде рядом с секретной германской летной школой, военный летчик Генрих Штайнер будет привлечен местными чекистами в работу по изобличению германских агентов. Затем произойдут события, в результате которых он нелегально покинет Советский Союз и окажется в логове фашистской Германии. А…